Шпион по найму
Шрифт:
Прока шел впереди, каждые пять-шесть шагов озираясь и передергивая заснеженными, набухшими от влаги плечами просторного пальто. Головного убора он не носил. Пряди черных волос, запорошенные метелью, обвисали с висков, словно обсосанные. Поднятый воротник натирал мочки ушей.
Моряка трясло. Он то ли нервничал, то ли не мог побороть страх.
Под водой на казенной службе, наверное, жилось вольготнее.
— Хорошо мечталось в кубрике о земной жизни? — спросил я.
— А откуда вам известно, что я моряк?
Прока остановился и резко обернулся.
— Маешься маятником на асфальте.
Мне показалось, что страха в его темных глазах прибавилось.
— Мое дело доставить вас на место, показать человека и уйти. Так ведь?
— Так. Но поступим иначе. Незачем тебе э-э-э… такому… показываться на людях. Нужного человека я высчитаю без тебя. Прибудем в точку, укажешь дверь, подождешь четверть часа и, если я не покажусь за это время, отправишься отстирывать клеши, в которые, я вижу, ты наложил…
— Вы полегче!
— Прибавляй шагу, — сказал я.
Парочка носителей белесых бакенбард, квадратный и длинный, выскочила из-за угла и затопталась, выжидая, когда мы закончим говорильню. Мы двинулись дальше, и я снова оглянулся. Длинный разбрасывал на ходу ноги, выворачивая коленки, квадратный ступал тяжело, в раскорячку, переваливаясь, будто ему терло штанами в паху. Кого же они остерегались, когда замялись на углу? Я-то их знал. Значит, Проку?
— Мы пришли, — оповестил он нервно. — Дальше я не пойду.
— Дечибал, — сказал я ему. — Ждать меня не нужно. Вот конверт, возвращайся в Лохусалу, в пансионат. Можешь взять такси. Я оплачу. Возьми ключ от моей комнаты и сиди в ней, жди после трех часов посыльного от Толстого Рэя. Сиди и жди, сам не возникай раньше времени. Скажешь, что у меня оказались какие-то срочные дела в городе и я попросил тебя передать конверт, когда за ним явятся… Посыльному не отдавай, только в руки Толстому. Конверт предназначен исключительно ему. И передай благодарность за кредит…
Дверь протягивала мне для рукопожатия ввинченную в неё медную ладонь в натуральную величину. Ладонь обволакивал оранжевый свет, источаемый матовым плафоном. Прока с видимым усилием потянул ладонь, створка подалась, и я ступил на резиновый ворс подстилки в уютной прихожей.
Лейтенант запаса тут же умчался вверх по булыжной улице.
У мраморного столика с телефоном восседал в кресле ливрейный старик.
— Сюда, пожалуйста, — сказал он по-английски, приподняв зад, обнажив искусственные зубы и вытянув крючковатый палец в сторону дубовой двери. Перед ней переминались два джентльмена в одинаковых коричневых костюмах и галстуках «кис-кис» цветов национального флага.
— Двести крон, — сказал один.
— Если носите оружие, прошу оставить, — добавил второй. — Есть ящики доверительного хранения. Пальто сдадите в гардеробе внутри.
— А если бы я не говорил по-английски? — спросил я.
— Пожалуйста, можно по-русски, по-фински…
— Великолепно, — ответил я по-английски. — Оружия не ношу.
В пансионате на Бабблингвелл-роуд единственным доступным развлечением были маскарады. Всем, в особенности девочкам, хотелось хотя бы на пару часов забыть грызущую тревогу, что, может быть, именно в эту субботу
Я видел Чико Тургенева мельком, давно и не пытался запоминать, не знал его походки, не представлял, как он выглядит с затылка. И все-таки я узнал его, погуляв три-четыре минуты между столами в просторном зальчике катрана — подпольного притона для игры. Блатные и приблатненные, кавказцы, несколько финнов или шведов, ряженые леди доступных достоинств, с тщанием приодетые в иностранные обноски интеллигенты, несколько парочек «голубых», два японских дипломата, мешковато облаченный в выданный под расписку казенный смокинг полицейский агент. Публика не представлялась необычной. И выбор игр тоже — у судьбы пытались выиграть в рулетку и блэк-джек.
Я сказал менеджеру, что жду свободного места у «своего» стола, и забрался на хромированный табурет у стойки с напитками. Человек, который нанялся совершить покушение на генерала Бахметьева, сидел в пяти метрах, повернувшись в мою сторону, как говорят фотографы, в три четверти.
Чико имел типично кавказские черты, и в суете, толпе, на бегу, в перестрелке, при пожаре и так далее его можно было без труда подменить другим подобным же. Это представлялось существенным осложнением. В приемном отделении института Склифосовского раненого окружали в большинстве русские. И Чико был приметен. Теперь по обеим сторонам от него сидели кавказцы, и, если бы они тоже играли, я вряд ли бы со стопроцентной уверенностью выделил босса.
Первое наблюдение.
Второе: Чико, судя по манере игры, являл собою личность волевую и легко, раскованно, не поддаваясь эмоциям, просчитывал ходы наперед. Ставки делал без колебаний, словно предвидя шансы, слегка вихляя длинной спиной, едва крупье очищал лопаточкой отыгранную раскладку на игровом поле. Не впивался взглядом в рулетку, ожидая остановки шарика, как бы скучал и не интересовался, что выйдет.
Это — внешне. На самом же деле он напряженно работал, меряя силу руки крупье, запускающего шарик, и запоминая очередность проигрышей и выигрышей.
Чико достойно представлял московский стиль игры. Казино «Тургенев» могло гордиться своим выкормышем даже при том, что рулеточное колесо в Таллиннском катране имело два «зеро» в отличие от одного общепринятого. Я имел дело с таким в игорном притоне «Королевское везение» в Пномпене, пока оформлял расчет с Легионом или, лучше сказать, пока Легион оформлял свое освобождение от меня. Колесо с двумя «зеро», то есть «нулями», называют американским. Оно ускоряет заработки заведения. Может, по этой причине «Королевское» и подожгли одной прекрасной тропической ночью. Какой-то таец, проигравшись на чужие, катнул по полу лимонку, чтобы под шумок улизнуть из заведения. Стоял сухой сезон, дожди не шли три месяца, и красивое, в стиле буддистской пагоды строение сгорело за два часа… Вместе с фишками. Наличные обычно спасают, как детей и женщин. Раньше всего.