Шпион судьбу не выбирает
Шрифт:
Поначалу Мальвина пыталась доказать, что у нее, как у законопослушной гражданки Франции, отсутствуют всякие мотивы и намерения украсть что-либо. В качестве последнего аргумента она сослалась на сумму, находившуюся в ее кошельке. Ее сполна бы хватило, чтобы приобрести 5–7 флаконов духов. Бесполезно! Следователь бесстрастным голосом методично задавал вопросы и, не поднимая головы, составлял протокол.
И вновь Мальвине, как тогда в ресторане, в компании Винсента, пришлось поведать свою сагу. С той лишь разницей, что итальянцу она могла выборочно сообщать детали своей биографии, теперь же, когда все делалось под протокол, выбирать не приходилось. По окончании допроса, длившегося не менее двух часов, в комнату вошел тот самый ажан, что сопровождал ее в фургоне, и положил перед следователем несколько листов бумаги.
— Что это?
— Это — протоколы допросов продавщиц, которые видели, как были похищены духи, и их заявления.
Следователь поднял голову и посмотрел Мальвине в глаза. В ее взгляде он увидел усталую пустоту и суицидальное разочарование.
— Ну что ж, можно сказать, я закончил свою миссию в рекордно короткий срок. У вас, я полагаю, он будет несколько длиннее… Но это уже компетенция суда… Мои искренние сожаления, мадемуазель, но факты — упрямая вещь… Рад бы помочь, но, увы… Прискорбно, что вы свою новую жизнь в свободном мире начинаете с тюремной камеры… Еще раз мои искренние соболезнования! Суд состоится дня через два-три, а пока вы будете нашей гостьей — вам придется провести некоторое время в камере предварительного заключения… Мне очень жаль, мадемуазель…
— Мадам! — выплюнула в лицо следователя Мальвина.
— Прошу прощения, да-да, конечно, мадам… Но таков закон… Полагаю, вы не успели еще обзавестись адвокатом… Он вам будет предоставлен французским правосудием, да-да, не сомневайтесь! Впрочем, вы, быть может, хотите обратиться за помощью к советскому консулу, пожалуйста!
Следователь протянул руку к телефонному аппарату.
— Нет-нет! — закричала Мальвина, вскочив со стула. — Я гражданка Франции и не имею никакого отношения к советскому консульству! Дайте мне французского адвоката! Я требую справедливости!
Через секунду Мальвина билась в непритворной истерике. Тут же бесшумно приоткрылась дверь и вошел врач в белом халате. Молча поднес к носу Мальвины флакон нашатырного спирта. Когда это не помогло, он так же безмолвно оголил ей руку и сделал укол. Через пару минут она затихла и попросила воды. Допрашивавший ее следователь подал стакан и попросил пересесть в кресло у стены.
— Там вам будет удобнее, мадемуазель! — и в очередной раз, извинившись, вышел из кабинета.
Мальвина, сжимая обеими руками мокрый от слез платок, уставилась на трещину в паркете. Вдруг она почувствовала присутствие в кабинете еще одного человека. О, боги! Это был… дель Веккьи! Он стоял в проеме двери и выжидающе смотрел на нее.
Девушка, подчиняясь какому-то неосознанному порыву, вскочила и бросилась ему на грудь, но тут же отпрянула и занесла руку для пощечины…
— Ну-ну, глупышка, вот этого-то как раз делать не следует! Ты уже и без того по уши в дерьме. Хочешь, чтобы тебе инкриминировали еще и нападение на стража порядка, и воспрепятствование отправлению правосудия? Мне понятны твои переживания… Поверь, скоро они будут позади, если…
Винсент замолк и пронзительным взглядом психиатра посмотрел на собеседницу.
— Ты, ты… Ты — негодяй, Винсент! Или как там тебя зовут?! Ты — лгун. Ты — насильник! Ты воспользовался моей неискушенностью, чтобы вовлечь меня в какие-то свои грязные игры! Я знаю, что все это подстроил ты, ты, ты!! Но за что?! Что плохого я тебе сделала?! Ну почему ты такой злой?!
Мальвина потеряла контроль над собой и ситуацией. Сказывалось напряжение последних дней и особенно часов. Разумеется, одного укола транквилизатора было недостаточно, чтобы заглушить все ее переживания и вернуть ей природный оптимизм. Дель Веккьи это прекрасно понимал, поэтому по-хозяйски уселся на место следователя, всем своим видом демонстрируя полную бесстрастность и непоколебимую готовность выслушать любые обвинения в свой адрес. Наконец, уловив в словах девушки откровенные стенания, он подошел к шкафу, вынул бутылку коньяка, наполнил доверху фужер и подал его Мальвине. Она тут же осушила его и попросила сигарету.
— Послушай, красавица! Заметь, я произношу это слово не в порядке дежурного комплимента, я просто констатирую факт… Ты действительно красива! Так вот. Все то, что ты успела мне наговорить, — ошибочно… Да-да, ошибочно! Потому, что ты видишь возникшие вокруг тебя проблемы через призму своей неустроенной жизни… Не спорю, жизнь дается тебе нелегко, и честь тебе и хвала, что у тебя хватает сил, чтобы с нею справляться. Более того, ею управлять! Но об этом позже…
Ты вляпалась в историю, сценаристом и режиссером которой был не дель Веккьи, твой искренний поклонник… Отнюдь! Мы знаем тех, кто подложил тебе одеколон и духи… Подложил, чтобы при выходе из «Лафайет» выкупить их у тебя… Да-да, ты не ослышалась — выкупить, шантажируя тебя! Если бы не сработала сигнализация и ты спокойно миновала контроль, они, настоящие воры, встретили бы тебя у выхода и предложили бы сделку: ты возвращаешь им флаконы, а они платят тебе треть их реальной стоимости… за риск. За риск, которому они тебя подвергли! Затем приобретенные у тебя духи появились бы в каком-нибудь маленьком бутике, но, конечно, уже по реальной цене или, наоборот, заниженной… Ну, а не согласись ты на сделку, они бы попросту силой отобрали у тебя товар… В худшем случае подняли бы шум, показали тебя охране магазина, которой бы ничего не стоило доказать, что ты — воровка, ведь на упаковке отпечатки твоих пальцев… Ясна схема? Жулья в Париже хватает, уж мне ли об этом не знать! Как видишь, дель Веккьи здесь ни при чем… Более того, он готов выступить в роли твоего ангела-спасителя!
— Так ты — полицейский?! Ну, а как же твои магазины в Париже, дом в Милане? Значит, ты мне врал! И не говори, что это не так! Я знаю, знаю, что ты следил за мной! Однажды, когда меня в очередной раз ограбили, мне показалось, что рядом был ты! Ты, ты, ты! Теперь я в этом уверена… Но почему?! Зачем ты делал все это?!
— Что ж, девочка, придется тебя просветить… Я — не полицейский, я — контрразведчик. Не скрою, с тех пор как мы с тобой посетили ту омерзительную эротическую дискотеку, я имею на тебя виды… Может быть, мое откровение тебе поможет понять, почему я сейчас пытаюсь вмешаться и предотвратить судебную ошибку… А она неминуемо произойдет, поверь моему опыту! Группа жуликов, которые сначала подложили тебе духи в сумку и использовали тебя в качестве вьючного мула, а затем поджидали у выхода из «Лафайет», они ведь не задержаны… И вряд ли будут… Но зато задержана ты! Чувствуешь разницу?.. А бездушной судебной машине, этой душедробилке под названием французское правосудие нет никакой разницы, кого стереть в порошок! Ты попалась — сотрут тебя. Попадись те, кто тебя подставил, твоя участь досталась бы им… А в выигрыше останется только наше хваленое правосудие, оно занесло бы себе в актив еще одну поимку и наказание злоумышленника… Я достаточно прояснил ситуацию, и что ждет тебя?
— А почему ты намерен вызволить меня из беды? Я зачем-то нужна тебе? — к Мальвине вернулось самообладание.
— Вот это, милая моя, уже разговор по существу! Признаться, я рад. Рад за тебя, что ты не обманула моих надежд. Впрочем, и за себя тоже, потому что не ошибся в тебе! Ну что? Будем говорить, как взрослые люди, которые, кстати, имеют взаимную симпатию и заинтересованность друг в друге, или оставим все как есть? Предпочтешь последнее — пеняй на себя, потому что ни один адвокат не сумеет вытащить тебя из дерьма, в которое ты вляпалась, Мальвина!
От внимания девушки не ускользнуло, что итальянец впервые за время их знакомства назвал ее по имени. Да и кто другой здесь, в Париже, когда-либо называл ее по имени?! Она вдруг испытала к итальянцу необъяснимую нежность. Она вновь вскочила со стула и прильнула к его груди.
— Винсент! Неужели ты не понял, что я влюбилась в тебя еще там, в Клубе?! Ты слепой, что ли?! Что бы ты ни предложил мне, я на все соглашусь, зная, что об этом просишь ТЫ! Говори, предлагай, приказывай — я в твоем распоряжении…