Шпион в доме любви. Дельта Венеры
Шрифт:
То, что ширма упала, нисколько не смутило женщину. Она сказала:
— Полюбуйся, что я наделала, снимая чулки. Дай мне кимоно.
Он приблизился, не отрывая от нее взгляда — от первой голой женщины, которую ему довелось увидеть и которая в такой степени напоминала живописные полотна, изученные им в музеях.
Она улыбнулась, запахнулась, как ни в чем не бывало подошла к камину и стала греть над огнем руки. Пьер был весь вне себя. Тело его пылало, но он не знал, что делать.
Она не завязывала кимоно, как следует, а думала лишь о том, чтобы согреться. Пьер сидел возле ее ног и смотрел на открытое, улыбающееся лицо женщины. Взгляд ее сделался призывным. Он приблизился к ней, вставая с колен. Внезапно она распахнула кимоно, обхватила руками голову мальчика и прижала его рот к своему лону. Он ощутил на губах прикосновение жестких волосков и страшно возбудился. В это мгновение из отдаленной спальни послышался голос его матушки:
— Пьер! Пьер!
Пьер поднялся, а подруга матушки снова запахнула кимоно. Они оба были неудовлетворены и дрожали от напряжения. Женщина вошла в спальню, села в изножье постели и разговорилась с матушкой. Пьер сидел тут же и нервно ждал тот момент, когда она начнет одеваться. Вечер казался бесконечным. Но вот она поднялась и сказала, что ей пора одеваться. Однако матушка удержала Пьера. Она хотела пить, хотела, чтобы он задернул шторы. Она не давала ему покоя до тех пор, пока подруга не оделась. Уж не догадалась ли она о том, что могло бы произойти в гостиной? Когда гостья ушла, у Пьера осталось только ощущение ее волос и розовой кожи.
Потом матушка разговаривала с ним в полутьме комнаты.
— Бедная Мэри Энн, — сказала она. — Ты знаешь, ведь в юности с ней случилась ужасная драма. Это было тогда, когда в Эльзас-Лотарингию вошли пруссаки [33] . Ее изнасиловали солдаты, и с тех пор она не выносит присутствия мужчин.
Мысль о том, что Мэри Энн могли изнасиловать какие-то солдаты, так распалила Пьера, что он с трудом смог это скрыть. Она доверилась ему потому, что он был юным и невинным. С ним она забыла о своем страхе перед мужчинами. Для нее он был все равно что ребенок. Потому-то она и позволила его молодому лицу приникнуть к своему лону.
33
Имеются в виду события 1940 года — аннексия французских земель фашистской Германией.
В ту ночь ему снились солдаты, срывавшие с нее одежду и раздвигавшие ноги. Проснулся он от страшного желания обладать ею. Но как ему оказаться сейчас с ней рядом? Позволит ли она ему когда-нибудь зайти дальше осторожных поцелуев в пах? Останется ли она закрытой навсегда?
Он написал ей письмо и очень удивился, когда получил ответ: она приглашала его прийти к ней в гости. Она встретила его в полутемной комнате, облаченная в свободное платье. Первое, что он сделал, это встал перед ней на колени. Она снисходительно улыбнулась и сказала:
— Какой ты кроткий.
Она указала на широкий диван в углу комнаты и легла на него. Пьер лег рядом с ней, однако был слишком смущен, чтобы пошевельнуться.
Вскоре он почувствовал ее руку у себя на ремне. Рука скользнула под брюки, дальше, мимо живота, и ниже, каждым прикосновением обжигая ему кожу.
Рука остановилась перед волосами в паху, поиграла ими и двинулась вокруг члена, не задевая его. У Пьера началась эрекция, и он подумал, что если она прикоснется к нему, он умрет от желания. От напряжения он открыл рот.
Рука продолжала медленно двигаться, ероша растительность на лобке. Одним пальцем женщина потрогала бороздку между членом и волосами, где кожа была нежной, потрогала все его самые восприимчивые места, скользнула под член и сжала мошонку.
Наконец ее рука сомкнулась на вздрагивающем члене. Ощущение было настолько сильным, что Пьер глотнул ртом воздух. Он тоже вытянул руку и пошарил в одежде Мэри Энн. Ему тоже хотелось трогать и возбуждать ее. Он тоже хотел гладить ее и прикасаться к самым потаенным уголкам. Он обыскал ее одежду и нашел отверстие. Дотронулся до волос у нее на лобке и до бороздки между ногой и холмиком Венеры, ощупал нежную кожу и почувствовал пальцами, какой она стала влажной.
С неожиданной яростью он попытался проникнуть в нее, представляя себе насилующих ее солдат. Кровь ударила ему в голову, но женщина оттолкнула его и не разрешила. Она прошептала «руками» ему на ухо и раздвинула перед ним ноги, продолжая ласкать под брюками.
Когда же он повернулся, чтобы снова ввести в нее свой обезумевший член, она отпихнула его, на сей раз сердито. Ее рука возбуждала его, и он не мог лежать спокойно.
Она сказала:
— Сейчас я помогу тебе кончить таким образом. Наслаждайся.
Он откинулся на подушки и упивался ее лаской. Однако стоило ему закрыть глаза, как он увидел солдат, склоняющихся над голым женским телом, увидел, как они раздвигают ей ноги, а она лежит влажная от их домоганий. То, что он испытывал, напоминало злую солдатскую похоть.
Вдруг она запахнула платье и встала. Она совершенно охладела и отослала Пьера. Больше он не получал разрешения с ней видеться.
В сорок лет Пьер сохранил свою прежнюю привлекательность. Его шашни с женщинами и особенно эта прерванная теперь, но долгая связь с Эленой давали местным жителям много тем для разговоров, которыми так и кишел провинциальный городок, где он сейчас жил. Он женился на очаровательной, но слабой женщине, и через два года их супружества здоровье ее ухудшилось настолько, что она стала почти инвалидом. Пьер искренне ее любил, и поначалу даже казалось, что его страстность поможет ей встать на ноги, однако постепенно она стала опасной для слабого сердца женщины. В конце концов лечащий врач настоял на том, чтобы она впредь воздерживалась от всяческих форм половых соитий, и для бедной Сильвии начался долгий период воздержания. Так внезапно Пьер лишился половой жизни.
Разумеется, она не могла иметь детей, и через некоторое время они с Пьером решили приютить кого-нибудь из деревенского детского дома. Для Сильвии это был праздник, и по такому случаю она оделась во все самое изысканное. Для приюта этот день тоже стал торжественным, потому что дети знали, что у Пьера и его супруги красивый дом и большое поместье, а приветливость их была всем хорошо известна.
Выбрала детей Сильвия — Джона, худенького и белобрысого, и Марту, живую и смугленькую. Обоим было около шестнадцати, в приюте они были неразлучны и вели себя, как брат с сестрой.
В большом красивом доме, куда они приехали вместе с новыми родителями, дети получили каждый по комнате, выходившей на парк. Пьер и Сильвия окружали их какой могли заботой и очень полюбили. Кроме того, Джон всячески оберегал Марту.
Иногда Пьер начинал завидовать их молодости и товарищеским отношениям. Джону очень нравилось бороться с Мартой. Долгое время девочка оказывалась сильнее его. Однако в один прекрасный день Пьер сделался свидетелем того, как Джон вышел победителем из схватки, уселся сестре на грудь и издал торжествующий клич. Он заметил, что победа, одержанная после упорного поединка, не вызвала недовольства Марты. Она уже становится женщиной, подумал он, и хочет, чтобы мужчина был сильнейшим.