Шпион в доме любви. Дельта Венеры

Нин Анаис

Джон не мог сидеть между ними, поскольку даже когда они не видели друг друга и не разговаривали, он ощущал существующее между ними сильное общее поле.

Однажды, когда они уехали в заброшенную усадьбу, Джон почувствовал себя неприкаянным и захотел сделать что-нибудь лишь бы не сидеть взаперти за книгами. Он сел на велосипед и поехал куда глаза глядят. О Марте с Пьером он не вспоминал, однако, должно быть, подспудно помнил те слухи, которые распространялись по детскому дому о том, что девочку бросила одна известная проститутка. Он ощущал, что хотя и знает Марту всю жизнь, в нем всегда жил страх перед ней. Он чувствовал, что в ней есть что-то животное, что ее отношение к людям равносильно отношению к еде, что она наслаждается ими, и что его собственная позиция по этому вопросу диаметрально противоположна. Она могла, например, сказать «Он красив» или «Она привлекательна». Тогда как он бы сказал «Он интересен» или «Она с характером».

Марта обнаруживала свою чувственность еще будучи маленькой, когда дралась с ним или ласкала. Они любили играть в прятки, и если он никак не мог ее найти, она сама рассекречивала свою засаду и давала ему возможность поймать себя и ухватить за платье. Однажды, играя вместе, они построили маленький шалаш, в котором могли сидеть, только тесно прижавшись друг к дружке. Вдруг он обратил внимание на ее лицо. Девочка закрыла глаза, наслаждаясь теплым ощущением его близости. Джон страшно перепугался. Но почему? Всю свою жизнь он мучился потом тем, что испугался телесного соприкосновения. Объяснить этого он не мог, просто так уж случилось, и вовсе ни о каком монашестве он не думал.

Сам того не замечая, он подъехал к усадьбе. Здесь ему не приходилось бывать уже давно. Он осторожно прошел через заросший сад и из любопытства заглянул в дом. Получилось так, что он дошел до той самой спальни, где находились Пьер и Марта. Дверь была оставлена открытой, и то зрелище, которое предстало его глазам, заставило Джона застыть на месте. У него возникло ощущение, что сбылись самые худшие его опасения. Пьер лежал, полуприкрыв глаза, а Марта, совершенно нагая, вела себя, как одержимая, и жадно ползала по его телу.

Потрясение сковало Джона по рукам и ногам, однако видеть он по-прежнему мог все. Марта, нежная и соблазнительная, не только целовала Пьеру член, но и перешагивала через его рот, чтобы вслед за этим наброситься на тело любовника и тереться грудями об него, неподвижно лежащего, загипнотизированного ласками.

Через мгновение Джон, никем не замеченный, уже мчался прочь. Он стал свидетелем тягчайшего из смертных грехов и укрепился в мысли о том, что активной стороной здесь выступала Марта, тогда как его отец лишь поддался ее страсти. Чем дольше он пытался забыть то, что видел, тем сильнее увиденное запечатлевалось в его душе и уже не давало так просто себя стереть.

Когда они вернулись, он пригляделся к их лицам, и поразился тому, как любовные утехи изменяют людей. Метаморфоза была скабрезной. Сейчас Марта выглядела замкнутой, в то время как прежде все в ней кричало о возбуждении, обнаруживаемом в ее глазах, в волосах, в губах и языке. А этот серьезный Пьер еще совсем недавно был моложавым телом, распростертым на постели и замечавшим только дикую страсть необузданной самки.

Джон чувствовал, что не сможет больше жить здесь без того, чтобы как-нибудь не открыться в своем знании перед больной матерью и перед всеми. Когда он заявил, что намерен подыскать себе место в армии, Марта бросила на него изумленный взгляд. До сих пор она считала его обыкновенным пуританином. Однако она думала, что он тоже влюблен в нее и рано или поздно уступит. Она хотела их обоих. Пьер был таким любовником, о котором мечтают все женщины. Джона она могла бы научить сама, хотя бы это и противоречило его природе. И вот теперь он исчезал. В их отношениях оставалась какая-то незаконченность, словно то тепло, которое возникло во время их игр, оказалось отключено, хотя планировалось, что оно будет продолжать поступать всю жизнь.

В ту ночь она предприняла еще одну попытку достучаться до него. Он встретил ее с таким отвращением, что она потребовала от него объяснений и заставила признаться в том, что он видел ее вместе с Пьером. Джон не верил, что она любит Пьера, и списывал все на примитивность ее натуры. Увидев его реакцию, она почувствовала, что никогда не сможет завладеть им.

Она замерла в дверях и сказала:

— Джон, ты уверен в том, что я животное. Я могу очень просто доказать тебе, что это не так. Я уже говорила, что люблю тебя, а теперь хочу предъявить доказательство. Я не только порву с Пьером, но стану приходить к тебе каждую ночь и спать с тобой. Мы будем спать вместе, как дети. Я докажу тебе свою непорочность и неподвластность страстям.

От удивления он широко раскрыл глаза и испытал отчаянный соблазн. Мысль о Марте и отце была невыносима. Сам он полагал, что неуступчивость его моральна, и не отдавал себе отчета в том, что ревнует. Он не понимал, что на самом деле хотел бы оказаться на месте Пьера со всем тем опытом, которым тот обладал по части женщин. Он не задавался вопросом о том, почему отмахивается от любви Марты. Но почему он с таким непониманием относился к страсти других мужчин и женщин?

Он принял ее предложение. Марта была достаточно умна и не хотела рвать с Пьером так, чтобы он испугался, а просто объяснила ему, что думает, будто Джон заподозрил отца, и она просто хочет успокоить его перед уходом в армию.

Ожидая на следующую ночь прихода Марты, Джон пытался припомнить как можно больше из своих эротических ощущений. Первые его переживания были так или иначе связаны с Мартой — в детском доме они были вдвоем, неразлучны и защищали друг друга. Его любовь к ней в то время была пылкой и непосредственной, и ему нравилось прикасаться к девочке. Но однажды, когда ей было одиннадцать, навестить ее пришла какая-то женщина. Он видел ее мельком в гостиной, где она стояла и ждала. Ничего подобного ему прежде не приходилось встречать. На ней было облегающее платье, подчеркивавшее пышные формы. Волосы у нее были рыжевато-золотые, волнистые, а губы так обильно накрашены, что это восхитило его. Он потрясенно таращился на гостью. Тут вошла Марта, и незнакомка обняла ее. Тогда-то он и узнал, что то была ее мать, отдавшая девочку, когда она была еще совсем малюткой. Впоследствии она восстановила с ней связь, однако не могла взять к себе, потому что слыла самой популярной проституткой в городе.

Если личико Марты пылало от возбуждения или заливалось румянцем, если ее волосы блестели и на ней было облегающее платье, если она делала кокетливый жест, Джон сердился и восставал, потому что полагал, будто видит в ней ее мать. Он считал ее тело вызывающим, а ее саму — сладострастницей. Он задавал ей вопросы и хотел знать, о чем она думает, о чем мечтает, какие у нее есть тайные желания. Она отвечала ему с неподкупной наивностью. Лучшим на свете был он, и хотелось ей больше всего, чтобы он к ней прикоснулся.

— И что ты тогда чувствуешь? — спрашивал он.

— Удовлетворение и наслаждение, я не могу этого объяснить.

Он был уверен в том, что подобные ощущения вызывает в ней не только он, а вообще любой мужчина. И ему казалось, что у ее матери было точно также со всеми теми клиентами, которых она обхаживала.

Он потерял ее, потому что оттолкнул от себя и отказал ей в той нежности, которая так была ей нужна. Он просто этого не заметил, и потому теперь ему доставляло такое удовольствие доминировать над ней. Он покажет ей, что такое непорочность и какова бывает между людьми любовь, лишенная чувственности.