Штамм. Трилогия
Шрифт:
Он со всех ног пустился назад на площадку. Мысль о том, что его поймают в кабине лифта, ударила в голову приступом паники, и он побежал наверх по петляющей лестнице, подтягивая себя руками, цепляясь за широкие перила. Адреналин рассеивал в его крови алкоголь.
В кабинет. Там пистолеты. Барнс бросился по длинному коридору к заветной двери, но тут пара рук ухватила его откуда-то сбоку и затащила в гостиную.
Барнс инстинктивно закрыл голову от ударов. Он упал в кресло, вытянул ноги, там и остался, вне себя от страха и удивления. Он не хотел
— Посмотри на меня.
Голос. Гневный. Барнс чуть расслабил пальцы, сжимавшие голову. Он знал этот голос, но не мог вспомнить откуда. Что-то произошло. Голос загрубел со временем, стал ниже.
Любопытство победило страх. Барнс отвел дрожащие руки от головы, открыл глаза.
Эфраим Гудвезер. Или — что лучше отражало его внешность — злобный двойник Эфраима Гудвезера. Это не тот человек, которого он знал, не тот выдающийся эпидемиолог. Под бегающими глазами темные круги, недоедание стерло с его лица оживленное выражение, щеки ввалились, словно с костей сняли все мясо. Седые волосы на висках липли к серой коже, но не могли заполнить впалости. На нем были перчатки без пальцев, грязная куртка и под мокрыми обшлагами брюк — побитые ботинки, перевязанные проволокой, а не шнурками. На голове сидела черная вязаная шапочка, словно отражение его мрачных мыслей. Из рюкзака на спине торчала рукоять меча. Он напоминал мстительного бродягу.
— Эверетт, — дико прохрипел Эф.
— Не надо, — промямлил Барнс.
Эф взял бокал, на донышке которого остался шоколадный осадок, поднес к носу, вдохнул.
— Стаканчик на ночь? «Бренди Александр»? Сладенькое любишь, сука?
Он сунул большой бокал в руку своего бывшего босса, а потом сделал именно то, чего опасался Барнс: сомкнул ладонь так, что стекло треснуло под пальцами, и в кожу вонзились десятки осколков, разрезая плоть, связки, доходя до костей.
Барнс завопил и, рыдая, упал на колени, из руки текла кровь. Он подобострастно проговорил:
— Пожалуйста.
— Я хочу выколоть тебе глаз.
— Пожалуйста.
— Наступить тебе на горло, чтобы ты сдох, а потом сжечь тебя в тесном дымоходе.
— Я пытался ее спасти… Я хотел освободить Нору из лагеря.
— Так же, как освободил тех девчушек, что у тебя внизу? Нора была права в отношении тебя. Знаешь, что бы сделала Нора, будь она здесь?
Значит, ее тут нет. Слава богу.
— Она бы благоразумно выслушала меня, — сказал Барнс. — Она бы оценила то, что я могу вам предложить. Я могу быть вам полезен.
— Черт бы тебя взял, — выругался Эф. — Черт бы подрал твою черную душонку.
Эф ударил Барнса кулаком. Он бил расчетливо, жестоко.
— Нет, — захныкал Барнс. — Хватит… пожалуйста…
— Вот, значит, как выглядит абсолютная развращенность, — сказал Эф и ударил Барнса еще несколько раз. — Адмирал Барнс! Ты кусок дерьма, сэр… ты это знаешь? Как ты мог пойти против своих? Ты
— Нет, пожалуйста…
Барнс приподнялся с окровавленного пола. Он попытался перевести разговор в более позитивное, конструктивное русло. Но его ораторские способности значительно ухудшило нарастающее жжение во рту и выбитые зубы.
— Мы живем в новом мире, Эфраим. Посмотрите, как он изменил вас.
— Эта адмиральская форма забралась прямо в твои долбаные мозги.
Эф протянул руку и ухватил поредевший пук волос на голове Барнса, закинул его голову назад, обнажил горло. Барнс ощутил запах давно не мытого тела.
— Убить бы тебя прямо сейчас, — сказал Эф. — Немедленно.
Он вытащил меч и показал его Барнсу.
— Но… но вы же не убийца, — выдохнул тот.
— Ошибаешься. Я уже давно убийца. И в отличие от тебя, я убиваю не нажатием кнопки или приказом. Я убиваю вот так. Своими руками. Лично.
Серебряный клинок прикоснулся к горлу Барнса над трахеей. Эверетт вывернулся, спасаясь от клинка.
— Но, — Эф немного отодвинул меч от горла Барнса, — к счастью для тебя, ты все еще можешь быть мне полезен. Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для меня. И ты это сделаешь. Кивни в знак согласия.
Эф дернул голову Барнса, имитируя кивок.
— Хорошо. А теперь слушай внимательно. Меня там за дверью ждут люди. Ты понимаешь? Ты достаточно трезв, чтобы запомнить это. Слышь, ты, «бренди Александр»?
Барнс кивнул. На этот раз самостоятельно. Конечно, сейчас он бы согласился на что угодно.
— Я пришел, чтобы сделать тебе предложение. Ты даже выиграешь на нем. Я пришел сказать тебе вот что: отправляйся к Владыке и доложи, что я согласен обменять «Окцидо люмен» на сына. Хорошо понял?
— Уж в чем в чем, а в предательстве я разбираюсь, Эф, — сказал Барнс.
— Можешь даже стать героем. Можешь сказать, что я пришел убить тебя, но передумал, решил предать своих соратников и предложить тебе сделку. Можешь сказать, что именно ты убедил меня принять его предложение и сам вызвался сообщить о нем Владыке.
— А остальные знают?..
Эмоции хлынули наружу — слезы покатились из глаз Эфа.
— Они считают, что я с ними, так и есть… но речь идет о моем сыне.
Переживания переполняли сердце Эфраима Гудвезера. Голова кружилась, он был сам не свой…
— Просто передай Владыке, что я принимаю его предложение. Что я говорю искренне. И ты передашь ему книгу. Ради моего сына…
— Да, да… конечно. Это вполне понятно…
Эф схватил Барнса за волосы, запрокинул его голову, снова съездил ему. Два раза — кулаком по челюсти. Хрустнул еще один зуб.
— Мне не нужно твое сочувствие, скотина. Ты должен передать послание. Понял? Я так или иначе добуду «Люмен» и сообщу, что готов доставить его Владыке, может быть, опять же через тебя.
Эф отпустил волосы Барнса. Тот понял, что его не убьют и даже больше не будут бить.