Штормовое предупреждение
Шрифт:
— Сам приготовь.
— Что?
— Что слышал. Сам приготовь чай. Я тебе что, Мандинго?
— Ну а кем, по-твоему, Мандинго бывает дома?
— Рабом.
Питер опускает журнал, глаза его полны печали.
Вместо того чтобы огрызнуться в ответ, он вскакивает и обнимает ее за талию:
— Прости, Морин. И как это я не додумался?
Она немного растерянна. Она и не подозревала, что не в силах устоять перед этой печальной улыбкой и искренним раскаяньем.
Выпив по бокалу вина, охлажденного в морозилке, они играют в шашки. Теперь их общение не ограничивается постелью, хотя чуть опьяневшая и разомлевшая Морин совсем не прочь подняться сейчас в спальню. Она случайно замечает на подоконнике вазу с поникшими цветами.
— Надо бы поменять воду, Пит.
— Вода им уже не поможет.
— Тогда я их выброшу.
Морин подходит к окну, расположенному в нише, берет в руки вазу и невольно смотрит на улицу.
Взгляд ее вдруг упирается в машину Чарли, приткнувшуюся в тупичке. Морин, вся покраснев, как ужаленная отскакивает от окна.
— Чарли вернулся.
Питер смеется:
— У тебя такое лицо, будто ты только что запустила руки в ящик кассы. Не волнуйся. Ты зашла по-соседски попить со мной чаю. Что тут такого?
— Но почему он вернулся? Наверное, что-то случилось.
— Не выдумывай. Наверное, снова решили побастовать, мало ли причин… Какой-нибудь журналист прихватил у них карандаш или точилку, по рассеянности.
— Но они уже давно бастуют. Сегодня он должен был весь день простоять в пикете. Я лучше пойду.
Питер, ни слова не говоря, подходит к ней сзади и кладет ладони на груди — прямо у окна, смотрите кто хочет.
— Но ведь ты можешь побыть со мной еще пять минут, правда?
Она со злостью скидывает его руки:
— Ты нарочно, да? Будто не знаешь, что всех наших соседей хлебом не корми, только дай посплетничать!
Питер делает шаг назад:
— Ну даже если он узнает? Давно пора. Пора все ему рассказать. Я чувствую какую-то безысходность. Ну что, что он может тебе еще дать? Тебе нужен кто-то, кто будет о тебе заботиться, обращаться с тобой по-человечески. А у него на уме только эти дурацкие паровозики. Паровозики и пристройка к дому… Половину своего свободного времени он проводит на складах стройматериалов, а оставшуюся корчит из себя Кейси Джонса [93] . Ты сама говоришь, что тебе тошно притворяться, будто у вас все нормально, ты сама говоришь, что тебе противно, когда он к тебе прикасается, ты сама говоришь, что…
93
Кейси Джонс (1864–1900) — герой американского песенного фольклора, легендарный машинист железной дороги "Иллинойс сентрал", героически погибший.
Морин, повернувшись к нему спиной, натягивает пальто, а он все тычет и тычет в ее сторону пальцем, обличая.
— Заткнись.
— Что?!
— Заткнись, Пит. Чарли мой муж. У нас с ним сын.
"И внук", — добавляет она про себя.
При мысли о маленьком Чарли сердце ее виновато сжимается. Роберт обещал, что он скоро все расскажет Чарли, теперь уже совсем скоро. Свои курсы он закончил, теперь у мальчика будет приличная работа.
— Невозможно выбросить из жизни двадцать пять лет, как какую-то тряпку.
— Двадцать пять лет, двадцать пять минут, какая разница? Прошлое… оно лишь в твоей голове, в памяти. Было и ушло. Его больше нет. А есть настоящее, и оно важнее всего. Вот эта самая минута. Когда мы вдвоем, ты и я, вот сейчас, в этой комнате.
— Да, конечно. Но мое настоящее таково: мой муж, мой законный муж, пришел домой, и я должна пойти и узнать, что же случилось.
— Уж ему-то ты приготовишь чаю, — мрачно говорит он.
Морин разворачивается.
— Да, я приготовлю ему чаю. И поставлю рядом тарелку с печеньем.
— Какая добренькая. Бросишь ему кость, как псу, да? Ты обращаешься с ним, как с домашним животным, черт возьми, а не как с мужем. Ты сама во многом виновата.
— До свидания, Питер.
— До свидания. — Он злобно, яростно молчит. — Ты настоящая блядь, вот ты кто.
Она хлопает дверью и какое-то время стоит, пытаясь перевести дух. Пит распахивает дверь и смотрит на Морин широко раскрытыми, полными ужаса и отчаянья глазами.
— Морин, прости. У меня вырвалось. Просто мне стало очень больно. Я ничего такого не имел в виду.
Но Морин решительным шагом удаляется. Пит бежит следом, хватает ее за рукав.
— Морин, я…
Сикх, живущий в доме напротив, который вкалывает — любимое словечко Чарли — где-то на фабрике в Блетчли, выходит на крыльцо. Он приветственно поднимает руку.
— Ради бога, Пит. Веди себя прилично.
— Прости меня, дурака.
Он, спохватившись, поднимает руку, отвечая на приветствие сикха, Морин тоже весело ему машет. Потом оборачивается к Питу и еле слышно шипит, хотя поблизости нет ни души:
— Я позже тебе позвоню, Пит. А теперь отпусти мой рукав и прекрати устраивать сцены.
Питер не сразу, но подчиняется, отступает, и Морин с пылающим лицом направляется к своему дому номер двенадцать.
Пройдя примерно сто ярдов, она вдруг открывает одну важную вещь. Несмотря на всю свою жуткую злобу на Пита, она вдруг осознает, что ее жизнь здорово смахивает на мыльную оперу, и в глубине души это ей скорее приятно. На нее кричат, ее хватают за руку. Наконец, это слово — блядь. В сущности, если взглянуть на ее жизнь с другого ракурса, в ней можно найти столько свежих красок, просто самой не верится. Эмоций хоть отбавляй. Стоило ей стать посмелее, насколько более ярким и полным стало ее существование. Она украла сердце Питера, она регулярно пополняет свой гардероб дорогими крадеными платьями, причем ее не останавливают все эти мощные магазинные подсветки, она приворовывает "историческое прошлое", воплощенное в статуэтках, она крадет само время. А теперь ее ждет какая-то очередная будоражащая драма. Словно яркий невидимый свет сияет в ее голове, пока она шаг за шагом приближается к дому.
Войдя в дверь, она понимает, что действительно произошло что-то серьезное. Чарли сидит за столом. Просто сидит, тупо уставившись в одну точку. Это что-то новенькое. Обычно он, как только входит, сразу хватается за пилу или за молоток или раскрашивает свои допотопные американские поезда. Если Чарли сидит, то либо с газетой, либо смотрит телевизор, или слушает своего Мантовани, включив проигрыватель почти на полную мощность. Но сейчас он просто сидит. В душе Морин уже возникает недоброе предчувствие…