Штормовое предупреждение
Шрифт:
Да, на них вдруг мощным потоком хлынуло благосостояние. Едва Чарли купил акции компании "Бритиш телеком", как они тут же втрое подорожали. Фантастика. Но Морин часто вспоминает их скромную муниципальную квартирку, вспоминает Кэрол, и миссис Джексон, и Мари-Роз, делающую ей очередную новую прическу, которую Чарли наверняка не заметит.
Почти все свое свободное время Чарли пропадает в саду, и в дождь, и в солнце, колдует над пристройкой или гоняет свои поезда, постоянно покупает что-то новое, закупая иногда целые деревни со всей инфраструктурой. Неутомимо обустраивает свой искусственный мирок, тогда как их реальная жизнь его практически не интересует, как будто она вообще его не касается. Результаты своих строительных подвигов
Морин берет идеально круглый флоридский апельсин, режет его на четыре дольки, потом высасывает из каждой сок. Она каждый раз удивляется, что во рту ничего не щиплет и не саднит, вот уже несколько месяцев там нет ни одной язвочки. Тюбик с мазью лежит в ванной нераспечатанный. Зубы Морин перетирают сочную мякоть, добираясь постепенно до шкурки, потом она глотает кисловатую кашицу.
На вкус апельсин так себе. Не лучше остальных овощей и фруктов, продающихся в их гипермаркете. Вид у них соблазнительный: все ровненькие, без единого пятнышка, а попробуешь — сплошное разочарование.
Сегодня у нее экзамен по вождению. Это уже третий заход. Но она и в этот раз его завалит, не потому что бестолковая, а нарочно. Продолжение занятий — идеальный повод для их с Питером свиданий. Они уезжают подальше на лоно природы, иногда останавливаются в ухоженном лесочке и на заднем сиденье просторного "форда-фиесты" предаются любви. Питер вцепляется в ее волосы, она вся извивается, стараясь под него подладиться, уловить ритм толчков. Питер хочет, чтобы она ушла от Чарли. А она не знает, как ей быть. Разумеется, теперь разводом никого не удивишь, но для нее клятва, данная у алтаря, все еще что-то значит, она была верна ей долгие годы — пока они не переехали сюда.
Морин смотрит на часики. Скоро на работу. Фабрика "Наша история" освоила новый ассортимент. Помимо крытых соломой крестьянских лачуг они выпускают теперь сборные домики, напоминающие садовые сараи, только без окошек, оборудованные дешевыми неоновыми лампами. Их свет придает игрушечному интерьеру больничный вид. На фабрике человек пятьдесят персонала, формовщики, глазировщики, мастера обжига, художники, упаковщики. Продукция рассчитана на коллекционеров среднего достатка с непритязательным вкусом, гораздо менее качественный вариант популярной "Улочки лилипутов". Дешевые непрочные поделки, снабженные, однако, "индивидуальными" номерами и расписанные от руки кучкой домохозяек, сидящих в конце конвейера и за гроши "дорабатывающих" статуэтки. У них там ломовые лошадки, деревенские простаки, деревенские же пабы и, само собой, лачужки под соломенной крышей. Размалевывают они их с поразительной скоростью, поскольку оплата сдельная, за каждую фигурку. Торгуют ими в основном через почтовые заказы, 20–30 фунтов за штуку. Как ни странно, статуэтки пользуются спросом, особенно в новых жилых массивах, таких, как их Милтон-Кейнз.
Морин сидит в застекленном закутке в стороне от производственного цеха, она помощник бухгалтера. Сегодня ее целый день клонит в сон, она праздно шатается по цеху, рассматривая бесконечные ряды "исторических персонажей". Начальница ушла на ланч, а все ее задания Морин давно выполнила, все учла, все подсчитала. Время от времени она поглаживает лежащую в кармане фигурку: три улыбающихся малыша резвятся у деревенского пруда. Весьма сомнительное в смысле художественных достоинств творение, но, как всегда, сам процесс кражи доставляет ей странное удовольствие. Морин решила подарить эту веселую троицу Питеру.
Она никак не может уразуметь, зачем Чарли снова торчит в пикете, скорее бы они там все вернулись в типографию. Все-таки ужасно, когда мужчины не работают. Не потому, что они больше нуждаются в работе или больше ее заслуживают, просто для того же Чарли, вообще для всей мужской породы работа — самое главное, это их "я". Для Морин же работа лишь малая часть жизни, лишь одна из составляющих. Чарли — другое дело. Забери у него его профессию, и что от него останется? Она видит этот его постоянный страх, даже сейчас, страх, что он проиграет жизненную битву, что его выкинут на все растущую свалку человеческих отбросов, которые, собственно, и фигурируют в статистических бюллетенях по безработице.
Морин наблюдает сквозь стеклянную панель за толпой работающих. Это главным образом женщины с плохой кожей, закамуфлированной дешевой косметикой. Такие же женщины, как она сама. Одни ничего не замечают, кроме своих статуэток, низко склонили над ними бледные, в морщинках, лица, но есть и более бойкие, которые мимоходом успевают и посме-J яться и пошутить. Морин определенно женщины нравятся больше, чем мужчины. Мужчины сами загнали себя в тесные рамки и сами их не выдержали, в конечном итоге эти путы их искорежили. У них и власть, и деньги, но все равно они напоминают унылых призраков. Даже Питер. Но Морин уверена, что его она еще сумеет оживить. А Чарли уже безнадежен, слишком сильно в него въелась привычная рутина, вытравив то, что составляло личность.
Морин зевает и поглядывает на часы, заодно фиксируя периферическим зрением то, что происходит там, у конвейера. Все же эта ее работа не сравнится с "Чародейкой" Мари-Роз. Там было гораздо веселее. Но все равно лучше уж торчать здесь, чем слоняться целыми днями по дому и слушать, как Чарли непрерывно что-то пилит и приколачивает в этой дурацкой пристройке. Морин поправляет блузку и смотрится в зеркало. И что хорошего Питер находит в ее лице? Однако же он считает ее красавицей.
– -
Морин возвращается в три. Питер ждет ее сегодня у себя дома. Она видит его машину на боковой аллее, значит, он уже на месте. В спальне наверняка стоит свежий букет цветов. Вещи в шкафах, раньше кое-как напиханные, теперь разложены ровными стопками. Все ее стараниями. Женское присутствие становится все более ощутимым в этом унылом и слишком рациональном мужском обиталище. Цветы — в вазах И горшках. Новые занавески. Морин просачивается в жизнь Питера, как вода, как свежая кровь. У нее в комоде есть собственный ящик, там запасное белье и кое-какие вещи.
Она входит, отперев дверь своим ключом. Питер прилег на диван с журналом "Механика для всех". Увидев ее, он не встает, только ласково улыбается.
— Ты сегодня раньше, чем обычно.
— Автобус сразу подошел. — Она лезет в сумочку. — Я купила тебе подарок.
Одной рукой она протягивает ему троицу у пруда, а другой стаскивает пальто.
— Какие они славные, Мо. Огромное тебе спасибо.
Он ставит статуэтку на каминную полку, затем возвращается на диван и снова берет в руки журнал.
— Приготовь нам чаю, хорошо? Пока ты еще не села.
Морин растерянно моргает. Ее язык привычно обследует рот в поисках язвочки, которую можно покусать от досады, но ничего не находит. Просьба Питера для нее удар, она воспринимает ее чуть ли не как пощечину. А он искоса на нее смотрит, с лукавой улыбочкой. Да, первые три месяца все было иначе: к ее приходу у Питера всегда была припасена бутылка вина и какие-нибудь симпатичные подарочки. Он изо всех сил старался ей угодить, он осыпал ее комплиментами, он тут же кидался ее обнимать, даже не дав войти в комнату. Но чем больше они друг к другу привыкали, тем менее восторженными и пылкими становились его ухаживания. И все-таки Морин не сомневается в его любви. У нее просто в голове не укладывается, что она решилась бы на подобные отношения с кем-то, кто ее даже не любит. Чаю ему… И с какой небрежностью он принял ее подарок. Это тоже ее бесит. Она чувствует, как улыбка его становится умоляющей, просительной. Он жаждет ответной улыбки, но при этом поудобнее располагается на диване. Морин отвечает почти той же фразой, с внезапной твердостью, которой она раньше за собой не замечала: