Штормовое предупреждение
Шрифт:
— Хотите чайку?
Они идут следом за Хорном по узкому коридору в гостиную. Планировка точно такая же, как у Морин и Чарли. Порядок в доме идеальный, ни единой брошенной кое-как вещи.
Хорн удаляется на кухню, оттуда доносится шуршание полотенца и постукивание посуды. Чарли и Томми сидят за прямоугольным сосновым столиком, посредине — букет из бумажных цветов. Фактически это единственное украшение. Вся мебель, все предметы сугубо функциональны. Из-за этого в комнате пустовато, и чувствуется во всем этом легкий налет грусти.
Вся атмосфера комнаты, ее суровая опрятность вызывает желание говорить вполголоса, как будто более громкие звуки могут нарушить этот порядок, взметнуть вверх невидимую пыль. Над сервантом три фото в рамочках — детские лица. Фотографии жены нигде не видно.
На стене висит застекленный шкафчик с четырьмя охотничьими ружьями.
Возвращается Хорн, в правой руке у него две кружки с чаем, в левой тарелка с печеньем. Чарли кивает в сторону шкафчика:
— С вами лучше не связываться, а?
— Это муляжи.
— Я так и понял.
— Но настоящие у меня тоже есть. И лицензии, все как положено. Я член стрелкового клуба. Есть где убить время, и чем.
Чарли и Томми дружно кивают. Хорн вдруг опасливо озирается, будто хочет убедиться, что их никто не подслушивает.
— Хотите взглянуть?
Хорн встает, нащупывая в кармане ключи. Чарли с Томми переглядываются. Потом, как по команде, поднимаются и устремляются следом за Хорном в глубь дома. Он оглядывается, на ходу посвящая их в правила хранения оружия.
— Хранить их полагается в особом шкафчике. Два замка, обязательно, и чтобы разные ключи. Внутри специальная секция для патронов, тоже запирается, это уже третий ключ. Плюс четыре наружных запора. Видите? Вот тут я их и держу. Моих защитничков!
Он, наклонившись, открывает шкафчик. Лицо у Хорна становится мечтательным, будто он видит что-то сказочное.
— Это замечательный спорт, стрельба. Ничего общего со всяким мордобоем и разбоем. Тишина. Тишина перед тем, как ты выстрелишь, вот что завораживает. Только ты, твое ружье, мишень с разметкой очков, и полное спокойствие и в тебе, и вокруг тебя.
Он вытаскивает один из пистолетов и внимательно его рассматривает.
— А потом: БА-БАХ!
Он хохочет. Чарли замечает в глазах Томми такой азарт, какого не видел у него еще никогда.
— Понимаете, это своего рода медитация. Переход от тишины к грохоту в восемьдесят децибел. От неподвижности к содроганию всего тела при отдаче от выстрела, а это весьма ощутимая штука, да. От безмятежного спокойствия к разрушению. Целая гамма контрастов.
— А это не опасно? — спрашивает Чарли.
— Не оружие опасно, — говорит Хорн, убирая револьвер в шкаф, — а люди. Вот пистолет "Берна-делли", двадцать второй калибр. Колоссальная убойная сила. А вот "Забала", дробовик. Один из самых моих любимых. Его вообще многие ценят. Не такой уж и страшный, каким кажется, но для психологического давления самое то. "Калашников", калибр семь и шестьдесят две сотых, полуавтомат. Отличная штука. А вот классический пистолет "Беретта", девять миллиметров. Тоже очень неплохое оружие. Не пистолет, а сказка.
— А можно мне…
Томми протягивает руку к футляру с пистолетом, но Хорн спешно его захлопывает.
— Простите. Не имею права. У нас очень строгие правила. Хотите еще печенья?
Томми обиженно кивает. Они возвращаются в гостиную.
— У вас сегодня выходной? — любезно интересуется Чарли, хватая имбирное печенье.
— Нет, вечерняя смена, — говорит Хорн, посмотрев на часы.
— Мы вас не задерживаем? — тревожится Чарли.
— У меня есть еще двадцать минут. Как вам тут у нас? Вам и вашей жене? Понемногу обживаетесь?
Они снова усаживаются за стол, и только сейчас Хорн наконец позволяет себе расслабиться. Он широко улыбается, не столько гостеприимно, сколько облегченно. Рад, что сегодняшние визитеры оказались не грабителями.
— Ничего, если я закурю? — спрашивает Чарли.
— Я астматик.
— Понял. Извините. Да, тут очень приятно. Единственное, о чем жалею, что мы не переехали лет на пять раньше.
— Подальше от Дыма [89] ?
— Ну да. От Фулемского шоссе.
89
Дым — одно из популярных прозвищ Лондона.
— Не может быть! И далеко от вас Манстер-роуд?
— Примерно в полумиле.
— Я же там вырос, — говорит Хорн.
— Так, значит, мы с вами братья-беженцы, можно сказать, из одного района.
Обоим сразу кажется, что знакомы они давным-давно, хотя Питер Хорн уехал из Фулема тридцать лет назад, в ту пору ему было пятнадцать. Но он до сих пор хорошо помнит все магазины, все переулки и тупички, все местные достопримечательности, упомянутые Чарли. У его отца на рынке в Норт-Энд-роуд был ларек с разными пустячками и украшениями. Хорн припоминает, как он разговаривал с продавцами, на их секретном жаргоне, выговаривая слова задом наперед.
— Он у меня был настоящий кокни, чистой воды, — гордо сообщает Хорн, сам он говорит гладенько, ни малейшего намека на шик и лихость лондонского просторечья.
Они наперебой начинают поносить Лондон и радоваться тому, что уехали. Не город, а сплошное наказание. Слишком большой, слишком грязный, слишком дорогой, слишком много народу… Томми не удается вставить хотя бы словечко.
Питер разведен. Жена ушла от него пять лет назад. Детей не видел с восемьдесят второго года, сейчас живет один. Жена у него в Мелтон-Маубрей. У него есть несколько приятельниц, но ничего серьезного, о чем стоило бы говорить.