Штормовой день
Шрифт:
— После сегодняшнего вечера это проблематично.
— О Молли, я вовсе не хочу заполучить Боскарву, а Гренвил никогда и не оставит мне этот дом. Он сказал это в сердцах, может быть, просто как первое, что пришло ему в голову. Он сказал это не всерьез.
— Он обидел Элиота.
— Элиот поймет. Надо делать скидку на возраст.
— Я устала делать скидки для Гренвила, — сказала Молли, злобно щелкнув ножницами. — Он искорежил мою жизнь. Мог бы с Петтифером перебраться в Хай-Кросс, как мы и хотели. Дом там меньше и удобнее, и для всех так было бы лучше. А Боскарву еще давным-давно надо было переписать на Элиота. А так, когда все произойдет, ему
— По — моему, трудно ожидать особого смысла в действиях восьмидесятилетнего старика, к тому же, почти прожившего здесь всю свою жизнь.
Слова мои она пропустила мимо ушей.
— А что касается всей этой земли и фермы, то Элиот просто старается сделать как лучше, но Гренвил этого не видит. Он не проявляет к Элиоту ни малейшего интереса, никогда ни в чем не поощряет его. Даже свой гараж в Хай-Кроссе Элиот содержит целиком на собственные деньги. Поначалу он попросил деда помочь, но Гренвил заявил, что не собирается хоть каким-то боком лезть в торговлю подержанными автомобилями, и произошел скандал, после чего Элиот взял ссуду у кого-то другого и с того дня и шиллинга у старика не попросил. Тот мог бы ему за это спасибо сказать!
Она даже побледнела от гнева и обиды за Элиота. «Миниатюрная женщина, — подумала я, — а как тигрица кидается на защиту своего детеныша!», и я вспомнила, с каким пренебрежением говорила мама о том, как отвратительно баловала Молли маленького Элиота. Возможно, привычка эта оказалась стойкой и с годами въелась у обоих в плоть и кровь.
Чтобы отвлечь Молли, я рассказала ей о приглашении на следующий день, которое сделал мне Элиот.
— Он сказал, что на обратном пути покажет мне Хай-Кросс.
Но если Молли и отвлеклась, то ненадолго.
— Вам надо будет заглянуть внутрь, осмотреть дом. У Элиота есть ключ. Я почти каждую неделю туда езжу, проверяю, все ли в порядке, но мне так горько бывает каждый раз покидать мой милый маленький дом и возвращаться сюда, в эту угрюмую махину… — Она сухо усмехнулась, потешаясь над собой. — Не украшает меня, правда? Надо будет взять себя в руки. Но, признаться, я жду не дождусь, когда все это кончится!
Когда все это кончится. То есть когда Гренвил, наконец, умрет. Думать о смерти Гренвила было столь же неприятно, как и представлять Джосса в объятиях этой малосимпатичной Андреа или же, допуская, что он спер бюро и чиппендейловское кресло в придачу, воображать, как он грузит их в свой грузовичок с намерением продать первому же торговцу, который предложит ему хорошую цену.
«Что ты знаешь про этого Джосса? Да и все мы, что мы знаем о нем?»
Что касается меня, то я и знать не хочу. Я ворочалась в постели, то и дело взбивая подушки, и все ждала с некоторой безнадежностью, что засну.
Ночью шел дождь, но утро было ясным, небо — бледно-голубым, омытым дождем, все вокруг было мокрым и сияло на нежарком весеннем солнце. Я высунулась в окно и вдохнула влажную и благоуханную мшистую сырость. Море казалось гладким и синим, как отрез шелка. Чайки лениво парили над скалой, рыбачья лодка спешила выйти из гавани, направляясь к дальним местам лова, а кругом стояла такая тишина, что я расслышала издали даже гул лодочного мотора.
Настроение у меня поднялось. Вчерашний день позади, и сегодня будет лучше, чем вчера. Я рада была выбраться из этого дома, подальше от упреков Молли, от раздражающего присутствия Андреа. Я вымылась, оделась и спустилась вниз, где в столовой застала Элиота за яичницей с беконом, к счастью, вполне веселым.
Он поднял глаза от утренней газеты.
— А я думал, — сказал он, — не стоит ли мне пойти вас разбудить. Я боялся, уж не забыли ли вы.
— Нет, не забыла.
— Мы первыми спустились вниз. Если повезет, улизнем из дома раньше, чем появятся другие. — Он невесело усмехнулся, как раскаявшийся озорник школьник. — В такое лучезарное утро мне меньше всего хотелось бы выслушивать упреки.
— Это все я виновата, зачем-то завела речь об этом проклятом бюро! Я уж извинялась перед вашей мамой.
— Это все пройдет и забудется, — сказал Элиот. — Маленькие разногласия неизбежны.
Я налила себе кофе.
— Мне только жаль, что вы оказались в это втянуты.
Мы выехали сразу же после завтрака, и нас охватило чудесное чувство облегчения. Приятно было ехать в машине и с Руфусом, расположившимся на заднем сиденье, ехать куда глаза глядят, оставив позади этот дом. Машина с ревом взбиралась на холм. Боскарва исчезала из глаз, в лужах на дороге отражалось небо, а в воздухе пахло первоцветами. Когда, въехав на холм, мы миновали пустошь, пейзаж перед нами распахнулся шире, открывая вид и с холма вниз: вокруг были холмы, увенчанные древними надгробьями и каменными глыбами, воздвигнутыми в честь каких-то давних битв; в расщелинах ютились крохотные Богом забытые деревушки, бежали ручьи, а возле узких горбатых мостиков виднелись купы дубовых рощ и старых вязов.
Но я знала, что мы не сможем наслаждаться совместным отдыхом и чувствовать себя вполне легко и свободно, пока я не установлю между нами мир.
— Я уверена, что все это забудется и не так уж важно, но нам необходимо обсудить вчерашнее, — сказала я.
Он улыбнулся, отводя от меня глаза.
— И что же нам необходимо сказать друг другу?
— Только то, что если Гренвил заявил, что имеет и других внуков, это вышло у него случайно. Он ничего дурного не хотел сказать, я это знаю!
— Может быть, и не хотел. Просто пытался стравить нас, как стравливают собак.
— Он никогда не оставит мне Боскарву. Ни за что в жизни. Он толком и не знает меня. Ведь я лишь только что появилась в его жизни.
— Ребекка, выкиньте это все из головы. Я, по крайней мере, так и сделаю.
— Но если, в конце концов, Боскарва все равно когда-нибудь будет вашей, почему бы вам не начать подумывать уже сейчас о том, что вы собираетесь с ней делать?
— Вы говорите про Эрнеста Пэдлоу? Ну и сплетники же эти старики! Переносят на хвосте всякие россказни, одни неприятности от них! Если это все не от менеджера банка исходит, значит, от миссис Томас, а если не от нее, тогда следует благодарить Петтифера.
Постаравшись говорить как бы между прочим, я спросила:
— Вы хотели бы продать землю?
— Сделав это, я, может быть, смог бы остаться в Боскарве. Мне пора зажить собственным домом.
— Но… — Я тщательно подбирала слова. — Не будет ли это… уже не прежняя жизнь… с этими коттеджами мистера Пэдлоу, когда они обступят вас со всех сторон?
Элиот рассмеялся.
— Вы совершенно не так все себе представляете. Это было бы вовсе не похоже на застройку на вершине холма. Здесь выстроили бы первоклассные дома с участками в два гектара, с соблюдением стиля, отвечающие самым высоким требованиям и дорогостоящие. Никаких порубок деревьев, никакого вреда среде и ущерба комфорту. Богатые дома для богатых людей, для избранных, а их бы оказалось немного. Как вам такой проект?