Штрафбат 999
Шрифт:
— Боже мой! Боже мой! — стонал Обермайер.
— Теперь понятно, чего следовало ожидать, — вполголоса произнес Бартлитц. — Мы должны попытаться, должны прорваться дальше. Сейчас сюда нагрянут пехотинцы. И схватят нас… Вы же видели, как они действуют!
А буквально в полусотне шагов от Обермайера и Бартлитца в этот момент Видек убеждал унтер-офицера Хефе:
— Поймите, мы должны, должны перебраться туда. Пока еще темно, но вот-вот развиднеется. Где остальные?
Видек огляделся:
— Дойчман, Шванеке, Мёльдерс…
— Откуда мне знать? — вспылил Хефе. — Они точно остались там, черт их знает…
Его
— Может, мне все же пробежать вперед? — спросил Видек.
— Да-да, беги! Попытайся.
Но не успел Видек и шага сделать, как увидел, что к ним со стороны Горок длинной цепью приближаются русские пехотинцы. Все! Раздумывать было некогда. Одновременно снова тронулись с места русские танки. Из траншей поднимались солдаты противника, победно крича, они хлынули на линию обороны немцев. Фронт уподобился преисподней. Открыла огонь немецкая артиллерия: затявкали противотанковые орудия, еще темное небо прочертили огненные строчки трассирующих пуль. Вот подбит один танк, нет, уже четыре… Семь! Машины загорались, подрывались на собственном боекомплекте, но их были единицы, остальные, надсадно гудя, ползли дальше, зловеще вращая башнями с длинными орудиями, выплевывавшими смертоносное пламя.
В нескольких десятках метров от лесной опушки в ложбине за упавшим вековым деревом залегли Дойчман и Шванеке. Оба сквозь редкие деревья видели, что происходит на примыкавшем к лесу открытом участке местности.
— Пока не подойдет пехота, мы здесь в безопасности, — успокоил Шванеке Дойчмана.
Тот трясся от охватившего его ужаса.
— Танкам нас здесь не достать.
— Но они уже на наших позициях! — прошептал насмерть перепуганный Дойчман.
— А чего ты хотел? Разве такую армаду остановишь двумя-тремя пушечками?
— Что нам теперь делать?
— Прежде всего спокойствие! Поверь старику Шванеке. И для тебя, и для меня война, считай, окончилась. Это последняя наша с тобой заваруха!
Обер-фельдфебель Крюль вместе с унтер-офицером Кентропом тоже лежали в неглубокой выемке на лесной опушке. Крюль, вжавшись в снег, дрожал от страха и холода. Это был конец, он чувствовал это. Как, как они могли прорваться так быстро? Все!
— Вот что, толстячок! Приди в себя, не волнуйся! — попытался утешить обер-фельдфебеля Кентроп.
— Все! Все! Конец! — скулил Крюль.
— Да возьми ты себя в руки, черт бы тебя побрал! Лежи и жди! Выжидай, понимаешь?
Но Крюль как заведенный продолжал пищать:
— Все! Все! Это конец!
Видек первым выскочил из своего укрытия и помчался к позициям своих.
Русские куда-то убрали свои прожектора, очевидно переместили их дальше вперед, все вокруг окутала серая, предрассветная тьма. Видек бежал словно одержимый. Увязая в глубоком снегу, он вспоминал Эрну, детишек, а потом уже ничего не вспоминал и ни о чем не думал, кроме одного: вперед, прочь отсюда, вперед и только вперед. Сердце у него бешено колотилось, казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Мысли Видека вновь вернулись к семье… А я ведь так и не увидел своего младшенького…
Хефе, дождавшись, пока метавшаяся фигура Видека исчезнет во тьме, выскочил из ложбины и помчался вперед.
— Не уходите никуда, герр Бартлитц, а я сейчас попробую прорваться вперед, — предупредил бывшего полковника Обермайер.
— Нет, герр обер-лейтенант, разрешите я побегу первым, — не соглашался Бартлитц.
— Отставить! Первым бегу я! И… мне очень жаль…
— О чем вы сожалеете?
— Что мы здесь… вот так… Словом, мне очень жаль, герр… оберст, что вы оказались в штрафбате…
— Э, бросьте, обер-лейтенант. Вы прекрасно понимаете, что никакой я больше не оберст, откровенно говоря, у меня нет никакого желания вновь им стать.
— Я ценил… ценю вас… Я…
Бартлитц печально улыбнулся.
— Будь все офицеры такие, как вы, ничего бы подобного и произойти не могло, — твердо произнес он. — Но вы только что обратились ко мне «герр оберст». Вы что же, на самом деле воспринимаете меня как старшего по званию?
— Так точно! Вне всяких сомнений!
— В таком случае слушайте мой приказ: бежать после меня. Вы же знаете, как раньше было в армии, в той армии: впереди только старшие офицеры. Всего тебе наилучшего, мальчик, — ты можешь, конечно, бежать и первым. Но только не забывай: хоть один-единственный из нас, но он должен вернуться. Хотя бы один! Вот так-то!
По-дружески потрепав по плечу Обермайера, Бартлитц, рванувшись вверх, выскочил из ложбины и, пригнувшись, побежал через заснеженное поле, петляя, размахивая руками, — человек, осознавший всю бессмысленность попыток уйти от судьбы. Обермайер выжидал. Русские танки, пробив линию обороны немцев, уже ползли где-то в тылу противника. Сейчас русские пехотинцы вместе с партизанами наверняка прочесывают возведенные 2-й ротой запасные позиции. Пленных не брать! Да и кого там в плен брать? Некого! Все, кто стоял на ногах, давным-давно сделали ноги, прекрасно понимая, какая участь их ждет, попади они в руки партизан. Обермайер, покинув временное укрытие, как бегун на короткие дистанции, бросился через поле, маневрируя среди тел погибших и еще дымившихся подбитых танков.
Обер-лейтенант Обермайер несся вперед так, как еще никогда в жизни. Разум подсказывал ему, что живым до своих ему не добраться. Но все же… А если попытаться? Пока еще не рассвело окончательно, крохотная возможность оставалась. Хотя бы один должен вернуться, хотя бы один. Внезапно он заметил, как откуда-то сбоку вынырнул темный силуэт — танк! Надсадно воя, машина повернулась, вспыхнул свет прожектора, и Обермайер оказался в центре ослепительно-белого круга. Секунду или две он стоял как изваяние, раскинув руки, словно собираясь прыгнуть с обрыва в воду, но, вовремя опомнившись, отскочил в сторону.
Петляя, как заяц, он бросился в гущу деревьев, слыша позади монотонное уханье тяжелого пулемета. Яма! Только бы найти хоть крохотную, но ямку, сверлила мозг единственная мысль. В ней спасение! Воронку, хоть от мины, от гранаты…
Видек заметил одиночный танк, видимо, оставленный русскими для тылового прикрытия. Тут же упав в первую попавшуюся воронку, он осторожно поднял голову. Здесь какое-то время можно и переждать. Во всяком случае, никто из экипажа машины его не заметит. Первый участок пути он одолел, сейчас он находился уже на нейтральной полосе. Внезапно на него упало чье-то тело.