Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества

Шкенёв Сергей Николаевич

– Отче, ты не знаешь, в какой губернии у нас Сталинград?

– Нет, а что?

– Михайло Илларионович давеча поминал. Героически, говорил, обороняли.

– От кого?

– От немцев.

– Значит, во времена Мономаха или Александра Невского дело было, сейчас такого города вроде нету.

– Скорее всего, – согласился Тучков и резко обернулся, наставив винтовку в сторону скрипнувшей двери.

– Свои! – донеслось оттуда.

– Сергей Викторович? – Капитан опознал голос адъютанта генерала Кутузова.

– Да кто же ещё? – Появившийся

с осторожностью прапорщик Акимов с опаской глянул на направленный ствол. – Как вы тут?

– Пока держимся, потерь нет. Патроны привезли?

– И их тоже.

– Ещё что?

– Сейчас затащат.

Поднявшиеся вслед за прапорщиком солдаты, одетые ещё в старое, теперь кажущееся страшно неудобным и смешным обмундирование, поставили на пол несколько покрытых обычной дерюгой корзин. В них что-то знакомо звякнуло, и Тучков заинтересованно протянул руку:

– Очень правильное решение. В глотке пересохло давным-давно.

Красногвардейцы прекратили стрельбу из окон, благо противник откатился назад, и по одному потянулись на возглас командира, оставив двух человек наблюдать за набережной.

– Вынужден вас огорчить, господа. – Акимов мимолётно улыбнулся. – Распитие шампанского откладывается до полной победы.

Переждав разочарованный гул, продолжил:

– Хотя, думаю, Иван Петрович немало посмеётся, узнав, что блистательные гвардейцы приняли его изобретение за пошлый дар виноградной лозы. Берите выше, талант графа Кулибина – дар Божий!

– Что-то вы запутали нас совсем. – Тучков, приподняв дерюгу, с недоумением разглядывал бутылки из тёмного стекла. – А это тогда что?

– Сейчас узнаете. – Прапорщик подождал, пока ещё двое солдат занесут и поставят перед ним большой, окрашенный темно-зелёной краской сундук. Позвенел ключами, снимая висячие замки, и откинул крышку. – Вот она где, смерть Кощеева.

Красногвардейцы, тесня друг друга, заглянули внутрь, почесали в затылках и с недоумением повернулись к Акимову.

– Мортирки… – презрительно скривился Тучков. – Это над ними Иван Петрович колдовал последние три недели?

– Понимали бы чего, – насупился адъютант командующего. – Наука, она, господа, не хрен собачий!

Солдаты, подчиняясь приказу, выраженному небрежным движением указательного пальца, достали из сундука два деревянных ящика с дырками в верхней части, приладили под углом тонкостенные медные трубы, воткнули сбоку кривые железки…

– Готово, ваше благородие!

– Спасибо, орлы! А теперь всем отойти в сторону.

Сергей Викторович с большими предосторожностями опустил в обе трубы извлечённые из корзин бутылки, покрутил железки, оказавшиеся ключами, наподобие таких же в музыкальных шкатулках, и выглянул на улицу поверх подоконника. Отец Николай, единственный, кто не прельстился на таинственный звон, вполголоса спросил:

– На сколько шагов сей курьёз бьёт?

– Не меньше восьмисот. – Небольшая пауза, после которой уже шёпотом. – Но за четыре сотни ручаюсь.

– Неплохо. – Священник показал на шведские пушки. –

Видишь?

– Ну?

– Как раз перед ними строй останавливается, чтобы сделать первый залп.

– А потом?

– Потом ещё один, затем идут на приступ. Сейчас восьмой начнётся.

– Не понимаю…

– Чего тут понимать? Справа от шведа – Фонтанка, слева – непроходимые дворы с засевшими за баррикадами ополченцами, а в загривок ингерманландские драгуны да егеря Петра Иваныча Багратиона вцепились. Мы тут самые слабые, потому и бьют в одно место. Во всех остальных – смерть.

– А здесь?

– Тоже она. – Батюшка похлопал по винтовке. – Но они-то об этом не знают, верно?

– Сейчас узнают! – Прислушивающийся к разговору и одновременно наблюдающий за набережной красногвардеец обернулся к командиру. – Господин капитан, идут.

Вслед за возгласом караульного послышался душераздирающий вой – будто невидимый злой великан решил насмерть замучить не менее великанскую кошку.

– Шотландские волынки! – догадался Акимов. – Они здесь откуда?

– Это уже неважно, – отмахнулся Тучков. – Господа красногвардейцы, к нам в гости намереваются пожаловать дамы! Попрошу быть с ними повежливее!

– Мать их… – недовольно проворчал отец Николай. – А у меня, как назло, портянки несвежие.

– Да? – почти натурально удивился капитан. – Господа, вынужден огорчить: по вине нашего батюшки сегодняшний бал переносится на вчера. Извольте сообщить об этом любезным дамам.

– Разрешите мне, Александр Андреевич? – предложил прапорщик.

– Этими вот… хм… астролябиями? Ну что же, попробуйте, Сергей Викторович.

Акимов бросился к своим механизмам, чуть подправил их, что-то подкрутил и застыл в ожидании, пока неприятель не пересечёт проведённую мысленно черту. Рядом, держа наготове оружие, замерли красногвардейцы.

– Красиво идут, мерзавцы… – прошептал кто-то. – А мы как крысы подвальные прячемся.

– Дурак, – коротко бросил через плечо прапорщик.

Коротко, потому что боялся сбиться со счёта. Пятьсот шагов… четыреста пятьдесят… четыреста двадцать… четыреста…

– Пошла, родимая!

Первая бутылка, кувыркаясь, полетела в сторону противника. Вторая… Нижние чины бешено крутили заводные рукоятки… Стеклянный снаряд сшиб с ног идущего впереди офицера, ударив точно в грудь, и невредимым скатился вниз. Дружный разочарованный выдох… Следующий упал с небольшим недолётом, бросив в шотландцев веер осколков и огненных брызг.

– Греческий огонь? – Отец Николай проследил взглядом за очередной бутылкой, разбившейся о голову вражеского знаменосца.

– Угу. – Прапорщику отвечать некогда, он крутит винты на своих мортирках, поправляя прицел. – Сейчас я их…

– Не стрелять, господа! – Тучков ухватил за руку красногвардейца, поднявшего винтовку. – Они не заслужили милосердия.

– Господь велел прощать, – глубокомысленно заметил батюшка, передавая Акимову стеклянный снаряд. – И возлюбить врага своего, яко себя самого.