Штрафбат
Шрифт:
— Больше вопросов нет. Разрешите идти, товарищ командующий?
…Света держала тазик на краю кровати, и Савелий, наклонившись, неловко умывал лицо, одной рукой зачерпывая воду из тазика. Потом в изнеможении откинулся на спину:
— Сдохнуть охота…
— А теперь протирания буду тебе делать, — сообщила, улыбнувшись, Света. Тазик с раствором она поставила на табурет, откинула в сторону одеяло, и Савелий предстал пред ней голый, с загипсованными
— Что ты делаешь, Светка! — прикрыв руками причинное место, испуганно проговорил Савелий.
— Надо протирать регулярно, Савушка, — засмеялась Света, — чтобы пролежней не было. Надо, Савушка. Перевернись на живот, пожалуйста…
— Ты самая настоящая садистка, — Савелий перевернулся на живот.
Света смочила клок ваты, отвела руки Савелия в стороны и плавными движениями начала протирать спину, бока и розовые ягодицы Савелия.
— Теперь на спину, — скомандовала Света.
Промычав что-то нечленораздельное, Савелий перевернулся на спину.
Света улыбнулась, окинув его взглядом.
— Какой ты красивый, Савва!
Савелий сморщился от неловкости, закрыл глаза.
Мокрой ватой Света стала осторожно протирать у Савелия между ног и вдруг отложила ванночку и вату, и наклонилась над Савелием, а потом встала на колени и прильнула лицом к паху юноши. Савелий тихо застонал, выгнулся весь, проглотил ком в горле, прохрипел:
— Света-а-а… м-м-м… — И судорога волной прокатилась по всему телу.
— Что, милый? — Ее лицо появилось над ним, и Савелий открыл глаза, увидел ее влажные улыбающиеся губы и глаза, лучившиеся неземным светом, и услышал ее горячий шепот: — Я люблю тебя… так люблю… больше своей жизни люблю…
Через несколько дней ему снимали гипс. Одноногий санитар большущими садовыми ножницами взрезал толстый гипсовый пласт и стал безжалостно отдирать вместе с прилипшими волосами. Савва заорал благим матом.
— Чего орешь? — удивленно спросил усатый санитар, а Света, наблюдавшая за операцией, тихо смеялась.
— Волосья отдираешь… больно… — простонал Савва.
— Волосья новые вырастут, — хмыкнул санитар. Главное — копыта целы, радуйся! — И стуча деревянной култышкой, санитар ушел, забрав гипсовую броню.
Савва с брезгливой миной смотрел на свои тонкие, как палочки, фиолетовые ноги, по которым тянулись узловатые уродливые шрамы.
— Вставай, вставай… — улыбаясь, сказала Света.
Савелий попытался встать и не смог, беспомощно глядя на Свету.
— Не могу… не держат…
Света перекинула его руку себе на шею, ухватила покрепче и, поднатужившись, подняла Савелия на ноги. Боясь упасть, он навалился на нее
Они медленно шли по больничному коридору, и встречные ходячие раненые улыбались:
— Ну что, парень, встал на ноги? Молодец!
— Порядок в танковых частях — мотор стучит, колеса крутятся!
— Ну, Светка, прямо колдунья — подняла-таки парня!
— Он сам поднялся — ему лежать надоело! — отвечала Света.
Они вышли из госпиталя, и Савелий зажмурился от яркого холодного солнца, бившего прямо в глаза. Даже голова закружилась.
— Света… — прошептал Савелий, открыв глаза и глядя на солнце, на изрытую грузовиками и подводами дорогу, на черное поле и кромку леса, видневшуюся на горизонте.
— Что, Савелий? — так же шепотом спросила Света, обнимая его за талию и прижимая к себе. — Что?
— Я счастлив… — Он отстранился от девушки и медленно, с трудом передвигая негнущиеся ноги, пошел навстречу солнцу, протянул руки, словно хотел обнять его, и из глаз Савелия текли слезы…
Штрафники отправлялись в очередную разведку.
— С вами еще пойдет Идрис Ахильгов, — сказал Твердохлебов, кивнув в сторону смуглого кавказца с черными густыми усами, в фуражке, надвинутой на самые глаза.
— Грузин, что ли? — спросил Федор Чудилин.
— Ингуш, — ответил Твердохлебов. — Сам напросился… Тебе-то какая разница?
— Абсолютно никакой, комбат. С юности всех кавказцев не перевариваю, — улыбнулся Чудилин.
— Это еще почему?
— Трагедия души — долго рассказывать.
— Балаболка! — махнул рукой Твердохлебов. — К утру чтоб все как штык возвернулись. Задача ясна?
— Ясней ясного, комбат, — сказал Глымов. — Не впервой.
— Он по-русски-то хоть соображает? — спросил Чудилин.
— Лучше тебя, — сказал молчавший до сих пор ингуш.
Глымов рассмеялся:
— Тогда полный ажур.
— Вот его слушай, — сказал Ахильгову Твердохлебов, указав на Глымова, — а этого не слушай, балаболка он, трепло… — и указал на Чудилина.
Штрафники, сидевшие в блиндаже, негромко рассмеялись.
— Здрасте, я ваша тетя, — сказал Чудилин. — Что ж вы раздор загодя в разведгруппу вносите, Василь Степаныч?
— Никакого раздора, — улыбнулся Твердохлебов. — Сказал человеку, кто в разведгруппе главный. Пошли, горемыки, — и первым направился из блиндажа.
— Могу на дорожку карту бросить, что вас, ребятки, ждет в эту ночь, — весело сказал Леха Стира.
— Да пошел ты, гадалка хренова, — буркнул Чудилин. — Погадай на себя, когда тебе осколком яйца срежет!