Штрафбат
Шрифт:
— А вот еще такой, — заторопился другой штрафник. — Ну, богатый еврей Айзерман женился на молоденькой. Пришел к врачу: доктор, сделайте мне так, чтобы мое супружество было не только формальным. Доктор осмотрел его и говорит: «Увы, дорогой, уже ничего не поможет». — «А пчелиное молочко?» — спрашивает Айзерман. А врач ему: «Господин Айзерман, могу прописать вам пчелиное молочко! Могу даже сделать так, что вы жужжать начнете. Но жалить — это уж извините!»
И вновь взрыв хохота. Штрафники качали
— Слышь, а вот это… — торопится еще один. — Раздается телефонный звонок. Позовите, пожалуйста, Рабиновича. Его нет. Он на работе? Нет. В командировке? Нет. В отпуске? Нет. Я вас правильно понял? Да.
Хохот уже просто оглушительный, очередному рассказчику приходится пересказывать.
— Встретились в тридцать седьмом Буденный и Ворошилов. Семен, говорит Ворошилов, берут всех подряд. Что будет? Почему нас не берут? А Ворошилов ему: нас это не касается. Берут только умных.
Опять грохочет смех, потом кто-то с ехидцей спрашивает:
— Тебе не за этот анекдот червонец впаяли?
— Нет, за другой, — бодро ответил штрафник, и снова загремел смех.
Проходили через сожженную деревню. Вместо домов — кучи обгорелых досок и бревен, лишь торчат закопченные трубы из обугленных, развалившихся печей. Вокруг одной печки кружком сидели кошки. Завидев людей, бросились врассыпную.
— Да-а… — подавленно протянул кто-то. — Будто Мамай прошел…
— Что хотят, то и творят, паскуды… глаза б не глядели…
Кто посообразительней — кинулись к пепелищу, палками ворошили золу, остатки сгоревшего барахла.
— Че они там выкапывают?
— Да картошку. Испеклась на пожаре… находят…
К вечеру следующего дня пронесся долгий крик:
— Батальо-о-он! Сто-о-ой!!
Колонна стала медленно сбиваться в толпу. Передние стояли, задние подходили, напирали.
— Окапываться здесь будем! Окопы — полный профиль! Блиндажи строить будем! — кричал Твердохлебов, проходя сквозь столпившихся штрафников. — Рядом деревня сгоревшая — там досками можно разжиться и другими полезными вещами… Не ленись, братцы! Для себя делаем! Мы тут месяца на два засядем, а может, и больше!
А за батальоном штрафников на расстоянии нескольких километров ехала рота особистов. В «виллисе» с открытым верхом, рядом с водителем, могучим старшиной, увешанным медалями, сидел начальник особого отдела дивизии майор Остап Иванович Харченко.
Глава третья
В только что отстроенном блиндаже Леха Стира и несколько штрафников играли в карты. Наблюдателей было много. Одни курили, другие жевали галеты, и все смотрели, как летали по снарядному ящику карты и рос «банк»: губные гармошки, пачки галет, зажигалки, офицерский «вальтер», пачки сигарет.
— Мы сегодня мало-мало разбогатели. — Леха Стира хищно улыбался, глаза блестели дьявольским азартом. — Мы желаем поиграть — счастья попытать… Кто еще желает?
— Давай, граждане советские, сыграйте за родину, за Сталина, — скалился железными зубами Хорь. Он и Цыпа сидели рядом с Лехой.
— Дай карточку, — сказал Витек Редькин, крепкого сложения парень, одетый в немецкий офицерский френч.
— Да за ради бога… — Леха вытянул из колоды карту. — На что идем? Чем отвечаем?
Витек вынул из внутреннего кармана френча длинную золотую цепочку, бросил на кучу пачек сигарет и галет.
— Фью-ить! — присвистнул Цыпа, поднес к глазам цепочку, покачал. — Чисто рыжье! Це дило, Витек, це товар.
Стира протянул карту. Витек Редькин взял, посмотрел, сказал:
— Еще.
Стира протянул еще одну карту. Витек задумался. Стало тихо. Сквозь стены блиндажа смутно доносились звуки боя, который вел полк майора Белянова.
— Дай еще, — нарушил наконец молчание Витек.
— Всегда пожалуйста, — оскалился в улыбке Леха Стира, протягивая карту.
Редькин опять задумался.
— Бери еще, Редяха, — посоветовал кто-то из зрителей.
— Зачем советуете, граждане, — усмехнулся Цыпа. — Витек Редькин не фраер, сам знает, что делать.
— Эх, Редяха-ведьмаха, играй, да не заигрывайся, — хихикнул Хорь.
— Хочется еще взять, — улыбнулся Редькин, оглянувшись на зрителей, — но не могу…
— Кто не хочет, когда может, не сможет, когда захочет, — поучающе заметил Стира.
— Во дает Редяха! В атаку шел, жизню потерять не боялся, теперь трясется! — сказал Цыпа.
— Люди гибнут за металл, — философски изрек Хорь.
— Играй себе, — выдохнул Витек.
— Как скажете. — Стира снял с колоды верхнюю карту, бросил на стол. Дама. Длинные тонкие пальцы Стиры приплясывали по колоде, затем сняли еще одну карту. Туз. Дальше брать было рискованно, но и останавливаться на четырнадцати бессмысленно. Все ждали, затаив дыхание, даже жевать перестали. Стира сверлил глазами Редькина, пытаясь угадать, сколько тот набрал очков. Наконец снял карту и бросил ее на стол. Семерка!
— Ваши не пляшут. — Леха взял цепочку, покачал ею в воздухе и сунул себе в карман.
— Ты смухлевал, — сказал Редькин. — Я видел.
— Что ты видел, сука позорная, что ты видел? — вскочил Цыпа. — Докажи!
— Я видел, — упрямо повторил Витек Редькин и тоже встал, сжав кулаки. Он был рослый парень, широк в плечах и, видно, не робкого десятка.
— А ты докажи! Докажи! — завизжал Цыпа, готовый сорваться в истерику.