Штрафники Василия Сталина
Шрифт:
Нефёдов никогда не отличался ангельским терпением. Только ради Ольги и их ещё не рождённого ребёнка он так долго позволял разной канцелярской шушере вытирать о себя ноги. Но и его терпение однажды закончилось: выяснив, где живёт подполковник, у которого находилось его личное дело, Борис однажды нагрянул к нему прямо домой. В это время хозяин квартиры приятно проводил время с молодой любовницей. Этот барин вышел в прихожую в дорогом шёлковом, китайской материи халате, накинутом на голое тело. Нервно поправляя на переносице очки в золотой оправе, поинтересовался целью визита незваного гостя. Кроме него и молодой вульгарного вида девки, более никого в огромной квартире не оказалось. «Что ж, это к лучшему», – злорадно сказал себе незваный гость, неспешно доставая из деревянной кобуры наградной «маузер». При виде большого страшного пистолета, из каких в революцию матросики-анархисты обычно шлёпали офецерьё, мясистое лицо подполковника мгновенно стало бледно-жёлтым. Он решил, что известный смутьян явился сюда, чтобы его застрелить. Огромными прыжками перепуганный чинуша бросился из прихожей в комнату. Борис следом. В спальне толстяк рухнул перед Нефёдовым на колени и принялся слёзно с привизгом молить о пощаде. Он обнимал сапоги визитёра и клятвенно уверял, что немедленно даст по телефону указание своему заместителю направить капитана для прохождения службы в ту часть, которую тот сам назовёт. Его любовница, как только увидела в руке неизвестного мужчины пистолет, немедленно залезла под кровать и сидела там тихой мышкой.
Борис огляделся: квартира была обставлена с купеческой роскошью: хорошая старинная мебель, повсюду хрусталь, дорогие вазы, по стенам картины. Этот гад просто купался в роскоши, непонятно только с каких доходов. А в это время миллионы людей жили в страшной нужде, почти ничего не получая в колхозах за трудодни, с трудом кормя свои семьи на обычные городские зарплаты. Мужчины ходили в выцветших гимнастёрках и фронтовых шинелях, а женщины носили ветхие лицованные-перелицованные платья. Рано повзрослевшие дети войны донашивали одежду с чужого плеча, обычно своих не вернувшихся с фронта старших братьев и отцов. А эта паскуда расхаживает тут в халате с драконами…
– Где сервиз? – сухо осведомился Борис.
До сильно струхнувшего взяточника не сразу дошёл смысл обращённого к нему вопроса. Борису пришлось повторить:
– Где, сервиз, который ты от меня получил? Говори скорей, крыса тыловая! А то у меня палец чешется на спусковом крючке.
– Ах… да…. Конечно!!! – вытаращив глаза на человека с пистолетом, торопливо затараторил хозяин квартиры. – Я скажу, скажу, только не стреляйте, умоляю вас. У меня дети. Трое малышей. А сервиз можете забрать. Он в столовой, в серванте. И ещё, вон в том ящике комода есть деньги, берите, сколько вам надо. Я буду только рад услужить.
– Ты что рехнулся с перепугу?! С чего ты решил, что мне нужны твои поганые деньги!
С брезгливым выражением лица Борис перешагнул через распростёртое у его ног дородное тело и стремительной походкой направился в столовую. Через несколько минут произведение саксонских мастеров превратилось в груду мелких осколков…
Этим же вечером Борис вместе с семьёй уехал в Среднюю Азию, подальше от Москвы. К счастью, наказанный им чиновник не стал поднимать шум, опасаясь, что при разбирательствах может всплыть факт получения им взятки.
Через месяц Нефёдову удалось выйти в отставку. Тогда он был уверен, что с армией распрощался навсегда…
Глава 6
Борис устроился пилотом в ГВФ 24 . Они с Ольгой забрались в такую тьму-таракань, что как будто перенеслись на сказочном ковре-самолёте из современности в раннее средневековье времён «Тысячи и одной ночи». Народ здесь, за исключением советских партийных баев и их ближайших приближённых, прозябал в страшной нищете. Тот, кто не имел собственного крепкого хозяйства и надёжной работы был обречён на нищенское жалкое существование, а то и на голодную смерть. В большинстве аулов дехкане брали воду прямо из грязных арыков, которые одновременно служили местному населению канализацией…
24
Гражданский воздушный флот, будущий «Аэрофлот».
Появление аэроплана всегда становилось исключительным событием для местного населения. К лётчикам относились с особым уважением, ибо только они могли доставить в далёкое горное селение почту, самые необходимые промтовары, а в случае необходимости врача. Летать Борису приходилось на допотопной развалюхе – биплане 1924 года постройки. Даже старый кривоногий авиатехник с длинной белой бородой и морщинистым малоподвижным лицом почтенного аксакала не мог вспомнить, как давно двигатель этого крылатого динозавра выработал свой ресурс.
Настоящим бичом божьим являлась здешняя белая, похожая на гипс и вездесущая пыль. При малейшем дуновении ветра она забивала глаза, скрипела на зубах и лезла под одежду, вызывая мучительную кожный зуд. Но главное – ломалась техника. Никакие фильтры не справлялись с пылью. Борис даже приблизительно не мог вспомнить, сколько раз ему на пару с механиком приходилось снимать с самолёта двухсоткилограммовый мотор для переборки…
Маршруты ежедневных рейсов Нефёдова пролегали над дикими заснеженными горными перевалами, безводными пустынями, районами, где вновь, как и в начале 1920-х годов свирепствовали банды басмачей. В открытой кабине старенького самолёта Борис едва не превращался в сосульку, болтаясь в мощных воздушных потоках над величественными шапками горных пиков. Несколько раз ему казалось, что всё, – вот она наступила его последняя минута. Но, к счастью, сбившийся с ритма «движок», отчихавшись, вновь принимался заунывно тянуть свою бесконечную восточную песню…
Но хуже всего было то, что в конторе, в которую нанялся бывший лётчик-истребитель, часто задерживали сотрудникам зарплату. Ожидание денег могло растянуться на несколько месяцев. Чтобы Ольга и их родившийся сын не голодали, Борис отдавал им свой скромный лётный паёк, уверяя жену, что сам бесплатно поест на аэродроме, хотя в лётной столовой кормили только за деньги. Пришлось втайне от Тэсс начать распродавать своё скромное армейское «наследство», в первую очередь добротное американское обмундирование, которое когда-то доставал для командира Лёня Красавчик.
Когда продавать стало уже нечего, Борис, у которого от голодухи подводило живот, стал наведываться на базар, чтобы хотя бы полюбоваться на горы фруктов, вдохнуть запах жарящегося мяса. Он напоминал себе исходящего слюной бродячего пса, ошивающегося у мясной лавки.
Больше всего в этом городе Нефёдову нравился именно базар. Здесь было всё: грецкие орехи, курага, пучки сушёных дынь и жёлтые ядра только что доставленных с бахчи ароматных плодов, сплетённая, словно в женские косы айва. Местные продавцы – народ щедрый и разговорчивый. Прежде чем продать свой товар, они обязательно предложат его попробовать.
– Э, летчик, попробуй уртак! – на весь базар обращался к Нефёдову один из торговцев. – Кушай мой урюк, половина сахар, половина мёд. Ни у кого больше здесь такого нет. Покупай у меня, не пожалеешь!
Борис быстро смекнул, что, даже не имея в кармане ни гроша, можно до отвала наесться всякой всячины. Достаточно только изображать заинтересованного в покупке человека… И он не скупился на комплименты.
– Ай-яй-яй, какая вкусная у вас курага, уважаемый!.. Лучшего винограда я ещё не пробовал, мамаша… Эту дыню, мил-человек, вы явно привезли прямо из рая…