Штрафники
Шрифт:
3) Суда присяжных в Израиле не существует. Судей назначает правительство. Иначе говоря, в Израиле нет независимого суда.
4) Государством поддерживается строго регламентированная социалистическая экономика. В результате нет необходимости в людях с высоким уровнем образования.
Это и определило судьбу российской эмиграции в Израиль, а затем стало причиной бегства оттуда.
Самые распространенные выражения в сегодняшнем Израиле "ло эхпатли" наплевать, не имеет значения, и "ихъе беседер" - будет хорошо. Перед выборами доминирует, естественно, "ихъе беседер". После выборов - "ло эхпатли". Годами отношения народа и вождей вращаются в заколдованном кругу этой расхожей мудрости улицы. Не потому ли половина страны так боялась
Вот только напрасно нынешние обличители Рабина винят его в том, что он стрелял по кораблю "Альталена" с оружием для Бегина. Шла откровенная борьба за власть. За нее боролись партийные генералы. Рабин же был тогда солдатом. Мог ли он не выполнить приказ Бен-Гуриона? У Ицхака Рабина есть своя собственная непростительная вина. Создание "римского гетто", о котором с содроганием или насмешкой писали все газеты мира. Он, Ицхак Рабин, призвал на помощь себе все, что мог, и, наконец, добился, чтобы русских евреев, покинувших Израиль, не брал ни один американский фонд. 350 семей попали в капкан. Детей не принимали в школы, молодых не женили, старики умирали один за другим: в медицинской помощи им было отказано... Не кто иной, именно он, премьер-министр Ицхак Рабин, создал в 1975-1976 годах в католическом Риме еврейское гетто, из которого был только один выход - на кладбище. Оставшихся в живых спас архиепископ Австралии, приехавший на прием к папе. Узнав из газет о бедственном положении беженцев из Израиля, он дал гарант на сто семей.
"Римское гетто" противники Рабина и не вспоминают, похоже, судьба простых людей их тревожит не более, чем тревожила самого Рабина.
Примеры бесчеловечности соратников, как и противников, Бен-Гуриона могли бы занять несколько газетных полос. Лично, в частных конкретных случаях, эти руководители могли, впрочем, проявить и внимание к попавшему в беду человеку, и доброту. Но как только зажигалась перед глазами, как дальняя звезда, общая идея, ведущая в будущее, где все, конечно же, "ихъе беседер", тут ни о каких конкретных человеческих судьбах и речи быть не могло.
Привычное бесчувствие приняло катастрофический крен, когда простого человека, которого и в грош не ставили, враждующие политики втравили (в своих корыстных интересах) в многолетнее общественное противостояние, накаляя страсти и ненависть к партийным "инакомыслам".
На это прежде всего и обратила внимание талантливая журналистка "русского" Израиля Инна Стессель, выступившая в дни убийства Рабина в газете "Новости недели". "...По-настоящему виновны за это страшное преступление те, - пишет она, - кто десятилетиями политизирует население, кто разделил народ на два непримиримых лагеря... Сознательно нагнетаемая ненависть - это всегда опасность, в первую очередь для самого носителя злобности... Сегодня все мы должны произвести суд над самими собой, потому что каждый злобствующий тоже подталкивал руки убийцы..."
Я никогда не скрывал своего отношения к переродившейся рабочей партии, которая, подобно поднятому разводному мосту, отделила два, казалось бы, неразделимых берега - интересы и надежды простого человека и "интересы государства".
Но с той минуты, когда Перес и Рабин начали свой поход за мир, я всей душой с ними: в Иерусалиме живет мой сын и четверо моих внуков. Нет, не хотел бы я, чтобы они пали в вечной борьбе с арабами, как не хотел того же и для внуков Рабина и Переса.
Поселенцы на "временно оккупированных" территориях были гордостью и правящей партии "Ликуд", и раввината. Генерал Шарон отдавал на "развитие территорий" все, что мог и не мог, даже за счет строительства для новичков. Когда хлынули новые олим из Союза, не хватало не только квартир, о чем мы уже говорили, но даже скороспелых деревянных "караванов", названных олим "собачьими будками". Столкнувшись с этим, власти, не мудрствуя лукаво, принялись выбрасывать из центров абсорбции и гостиниц "олим ми-Русия", прибывших ранее. Выталкивали инвалидов, старух, одиноких матерей. Тогдашний премьер Шамир не был гуманистом и даже не притворялся.
Сменилась власть. Сменилась политика. Рабин и Перес начали переговоры с Арафатом.
Мир - доброе дело, но и доброе дело начали с привычного костолома. Ни в чем не изменяя себе, своему обычному равнодушию к человеческой беде. Это равнодушие, затрагивая многие аспекты жизни страны, сфокусировалось в эти дни на судьбе людей, шедших с политической жизнью "не в ногу".
"Поселенцы" из надежды страны превратились в обузу и помеху - в шею "поселенцев"! Рабин предупредил их, противников ухода с "территорий", что никакой компенсации они не получат.
Позвольте, а где же жить? Правда, у кого-то остались в городах квартиры, которые они сдавали новым "олим", но у большинства нет ничего. Многие из поселенцев - демобилизованные солдаты и молодежь - потому-то и подались на "территории", что безумно дорогое жилье в городах им было не по карману.
Напряженность росла не по дням, а по часам. Она висела в воздухе. Как-то у газетного киоска старик в черной шляпе, пробежав глазами сообщение о начавшемся отходе израильских войск с арабских территорий, поглядел на меня, незнакомого ему человека, и пробормотал с удивлением и досадой: "И ведь никто его не убьет, а?"
Русские олим, напоровшись на европейскую солидарность по-израильски, бранились, писали "слезницы", стрелялись. Поселенцы, которые спали с оружием под подушкой, стреляться не будут... Это понимал не только я.
Когда осторожно выражал свои опасения, тут же повторялась хоровая побасенка, что евреи оружия на евреев не подымут! Никогда!
Впервые услышал об этом на второй день войны Судного дня. Я мчал по просьбе радиостанции "Свобода" на Голаны, где гудела и чадила земля: тридцать шесть израильских танков вступили в бой с сирийской колонной из восьмисот советских "Т-54".
Я торопился, а нас все время останавливали.
– Почему нас задерживают?
– спросил я шофера-израильтянина.
– Проверка документов.
– Но у нас ни разу не спросили документа?!
– Как?!
– удивился израильтянин.
– Заглянули в машину, увидели: евреи...
А уже был пущен слух, что Рабин вообще "мосер". Почему "мосер"? Слово "мосер" появилось в России в XIX веке, когда жандармы хватали еврейских детей и гнали в кантонисты. На царскую службу сроком в 25 лет. Герцен писал в лондонском "Колоколе", что половина малолетних рекрутов, разутых, одетых и зимой и летом в тряпье, помирает в дороге. Родители пытались спрятать своих мальчишек. Те евреи, которые этих мальчишек выдавали, и были окрещены "мосерами". Евреями, предающими евреев... При чем же тут Рабин с его политикой "территории в обмен на мир"? Не потому ли то же самое равнодушие к судьбам и жизням отдельных людей заставило многих в Израиле усомниться, будут ли выполнены хотя бы минимальные гарантии безопасности. Не будет ли часть населения вновь принесена в жертву идее, пусть даже прогрессивной идее.
Политике мира Рабина - Переса не было альтернативы. Не было ее и у конкурирующей партии "Ликуд", не было и у других правых партий, если вывести за скобки безумцев, готовых за "святые могилы" уложить в могилу всех живых. Аналогии хромают. Почему же она появилась? На это вполне вразумительно ответил известный раввин Рабинович, бывший канадский раввин, сменивший свою безмятежную жизнь в Канаде на жизнь в поселении, полную неожиданностей и стрельбы. "Из домов выбрасывают. Это же война...", объяснил раввин следствию, подозревавшему, что именно он, раввин-поселенец Рабинович, напутствовал убийцу.