Штрафники
Шрифт:
2
Стоянка. Израненный кабаровский самолет - на нем нет живого места. Кругом - молчаливые механики. По их лицам видно: даже они, привыкшие ко всему, такого не видели...
Тимофей (раскладывая инструмент): - Слушай, отвертку не брал?..
Механик: - Какую еще отвертку?..
Тимофей (другому механику): - Не брал отвертку?
– Возьми вон у меня...
Тимофей отходит, продолжая шарить по карманам.
– Да нет... ничего, так...
Землянка. Озабоченный Тимофей подходит к своему закутку. Что такое? Все его
На его, Тимофея, койке спал Кабаров. Голова и плечо перебинтованы. Тимофей присел и стал осторожно рыться в своих вещах. Возле него остановился Братнов. Шепнул: - Что потерял?
Тимофей молчал, шаря в мешке, в инструментальной сумке.
– Что потерял, что потерял. Все потерял..
Братнов.
– Ну а все же?..
– Отвертку потерял!
– Братнов: Тут люди погибли... а ты...
– и он ушел в закуток...
Было уже темно, когда, Тимофей, перепачканный землей, возвращался в землянку. Около закутка он остановился, помедлил и наконец открыл дверь.
Братнов дремал, сидя на койке. На его коленях - линейка и циркуль. На этот раз Кабаров не спал. Лежал на спине, смотря в потолок, видно, о чем-то мучительно думая...
Тимофей пошарил глазами под нарами, по войти так и не решился. Тихонечко прикрыл дверь, побрел в общий отсек землянки. Сел с краю нар, уставясь в одну точку.
В землянке тихо. Только где-то в углу едва слышно наигрывает на мандолине Санчес. Сегодня тут невесело... Внезапно открылась дверь. Деловой походкой вошли старшина Цибулька и пожилой солдат из хозчасти.
Старшина: - Которая тут старшого лейтенанта Овчинникова койка?..
Музыка оборвалась. Кто-то молча указал на кровать Степана. Солдат свертывает матрац с бельем. Старшина укладывает в наволочку вещи Степана. Уходят. Летчики проводили их взглядом. Музыка возобновилась...
А Тимофей все глядел на дальние нары. где белели рубашка и кальсоны Гонтаря. Свесив босые ноги, Гонтарь тупо уставился на голые доски соседней койки - койки Степана...
Тимофей словно почувствовал под собой эти голые доски, встал и выскочил наружу....
...В землянке Фисюка.
Фисюк: - Ты понимаешь, что натворил?!
Тимофей (застывший перед ним): - Понимаю, товарищ полковник.
Фисюк (в гневе): - Что ты понимаешь?..
Тимофей.
– Если она... на развороте попала под рули... то я убил людей...
Фисюк, стараясь сдержать гнев, развязал узел наволочки, которая лежала перед ним, достал оттуда документы, машинально взглянул на них. И спокойнее:
– Ты точно помнишь, что оставил отвертку в кабине Овчинникова?
– Не знаю... искал... нигде нет...
– Кабарову, надеюсь, не докладывал? Фисюк смотрел недоверчиво.
Тимофей (еле слышно): - Нет.
– Ну, что мне с тобой делать? Иди! И никому ни слова...
Фисюк взглянул на Цибульку, который хмуро, недобро смотрел вслед Тимофею.
Цибулька (доселе молчавший, Фисюку): - ЧП, товарищ полковник. Трибунал. Сейчас понаедут...
– Погоди ты, понаедут... Вот что! Возьмешь двадцать мотористов, и каждый камень обшарить... Хотя нет...
...Серенькая полярная ночь. Знакомые нам камни. В стелющемся тумане движутся три фигуры. Остановились. Фисюк: - Показывайте, Морозов!.. Вспомнили?
Старшина: - Жить захочет, вспомнит, товарищ полковник!.. Разгильдяй, товарищ полковник!
Фисюк (старшине): - Осмотрите, где они грибы собирали. А я тут... Уходит.
Старшина: -Э-эх, ты! А матерь-то небось... Пошли!
Туман уже поредел. Отчетливее проглядывают склон сопки и разбросанные точно взрывом, камни. Сверху посыпался гравий. Там, в тумане, который остался лишь наверху склона, ходил Фисюк, шаря газами по земле. Взмахнув руками, он заскользил вниз, чуть не упал. но схватился за ветку низкорослой полярной березки. Поиски, видно, были безуспешиыми. Фисюк достал платок, снял свою черную морскую фуражку, вытер лоб. И снова надев ее, привычным уставным движением проверил козырек...
...Скалистый берег. По гальке бежит врач.
– Товарищ полковник!- еще издали кричит он.
– Товарищ полковник! Санитарный самолет уже в воздухе... а командир не желает эвакуироватся. Всех гонит.
...Из дверей землянки один за другим выскакивают санитары с перепуганными лицами.. За ними Гонтарь со свернутыми носилками в руках.
Гогтарь (санитарам): - Ребята, инструмент забыли.
Из землянки яростный голос Кабарова:
– Запереть дверь! Никого не пускать!.. Гонтарь! Никого! Рано хоронить вздумали!..
– Кабаров откинулся на подушке. Дышал тяжело.
Братнов, словно не замечая вспышки командира, налил ему из термоса чай. Кабаров (по-прежнему возбужденно): - Ты, ты понимаешь?!
– На!- Братнов протянул ему кружку. Кабаров стал пить. Помолчал. Сказал уже спокойнее:
– Правда, я не могу уехать... Я же... пойми!.. Ну, как я уеду! Всю жизнь готовился к этому дню... и на Халхин-Голе, и в Испании...
– Голос его прерывался.
– Ради чего?..
– Он замолчал, и словно проглотив что-то: Звездочку дали, готовили... А в академии?.. Сколько ночей... И вот дали часть... все дали!.. А меня? В первой же операции... как мальчишку... уехать с позором?
Кто-то стукнул в дверь закутка Кабаров вскинулся: - Я сказал, никого не пускать!
Братиов словно опять не заметил вспышки Кабарова. Присел на столу, крутя свою "козью ножку".
– Иван, - не сразу произнес он.
– Ты не заметил, по-моему, у немецкой лодки был резак..
– Что? Резак?.. Да.
– И потом... Палубных надстроек нет... А?
– Я тоже об этом думал...
– Такие резаки только на "малютках".
– Перепиливать противолодочные сети.
– Могла это быть "малютка"?.. Я видел такие лодки в Киле...