Штрих-код
Шрифт:
– Да, – сдержанно кивнул Ростислав. – Все хорошо. Ладно, мне пора, удачи.
Вадим махнул ему рукой. Пустота в груди слева дрогнула и стала еще глубже и холоднее.
***
Когда Вадим закончил разговор с Евланским, рассказав, что сейчас едет в Велецк, и вошел в квартиру, то наткнулся на тяжелый запах гари. Воняло – аж слезу выбило.
Из комнаты был виден экран телевизора с очередным дурацким сериалом. Таня запускала их фоном, чтобы в неуютной однушке был хоть какой-то намек на то, что тут живут люди.
Таня жарила картошку и забыла о ней. Иногда все было почти хорошо, а иногда Вадим сажал ее за стол и кормил с ложки. Таня забывала поесть и смотрела на Вадима так, словно хотела увидеть, как он умирает.
Он негромко выругался, выключил конфорку и, открыв окно, замахал полотенцем, выгоняя чад. Ощущение петли на шее стало таким реальным, что Вадим даже дотронулся до кадыка.
– Тань, Таня! – окликнул он, прекрасно понимая, что жена ему не ответит. – Ну что горит-то все опять, а?
Он заглянул в комнату – Татьяна лежала на диване спиной к экрану. Если бы не телефон в руках и палец, которым она листала фотографии, ее можно было бы перепутать с куклой. Большой сломанной куклой.
– Ну что ты все в телефоне… – произнес Вадим, отчаянно чувствуя свою полную беспомощность и неспособность хоть что-то изменить. Вспомнился колледж – яркая картинка, жизнь, устремленная в будущее. А у них этого будущего не было. Ничего у них больше не было, и он один был в этом виноват.
Не догонишь. Не исправишь. Так и будет гнить под слоями сочувствий, сожалений, проклятий.
Так душа и сгниет.
– Я сейчас переоденусь и в Велецк, – сказал Вадим, нырнул в шкаф и вынул свежую футболку. – Буду поздно, надо паренька допросить. Пока то да се…
– Ага, вали, – голос Татьяны был безжизненным и холодным, так могла бы говорить пустота. – Ты когда гардину повесишь?
Не нужна была ей эта гардина – она говорила просто ради того, чтобы почувствовать себя живой.
– Да повешу я, что… Тань, прикинь, а я Роса Белецкого встретил, – сказал Вадим. Воспоминание о друге согрело его, пробилось сквозь серый туман безвременья. – Сейчас ездил в колледж, он там препод.
– Еще один алкаш в друзьях? – равнодушно осведомилась Татьяна. Ей было все равно. Вадим мог бы привести сюда всю пьянь с района, усадить за стол и надраться в лоскуты – она бы и не шевельнулась.
– Да ну ладно тебе, что ты. Мы с ним на одной лестнице жили. Он хороший, Рос… Болел только.
Вадим перевел взгляд на фотографию на комоде: он, Татьяна, Паша – отмечали день рождения, три года, и Вадим тогда сгреб в охапку тех двоих, которых любил больше жизни, и теперь эти трое казались ему незнакомцами.
Где они? Как их вернешь?
– Ладно, я поехал, – сказал он. – Может, тебе привезти что-нибудь?
– Сына мне привези, – отрывисто бросила Татьяна, не глядя в его сторону, и у Вадима почернело в глазах.
Он вышел в подъезд и некоторое время стоял, сжимая и разжимая кулак. Да, Татьяне можно было горевать, она мать. Ну а он-то? Разве он никого не потерял? Разве у него все было хорошо?
«А как же я? – подумал Вадим, запрокинув голову к грязному потолку, словно в очередной раз в неизбывном отчаянии своего горя пытался докричаться до кого-то, кто смог бы ему ответить. – Как же я?»
Он ударил кулаком по стене и побежал вниз по лестнице – быстрее, быстрее, не оглядываясь.
Глава 4
Собирая вещи Кати, Ростислав не забыл положить в сумку белую блузку; Катя расправила ее на вешалке и с каким-то странным чувством, что скользнуло по позвоночнику горячей каплей, подумала: к моим вещам прикасался чужой человек. Он проник в мою жизнь дальше, чем следовало.
Они теперь мастер и фамильяр. Два мага, соединенных в единую цепь.
Куда уж дальше-то проникать.
– Кать, слушай, – Дарина оторвалась от щипчиков, зеркальца и густых бровей, которые она приводила в порядок, и поинтересовалась: – А ты мне завтра свои джинсы не дашь?
– Да без проблем, – ответила Катя и, вынув джинсы с полки, положила их на кровать Дарины и спросила: – А ты мне тетрадки за прошлый курс отдашь?
Дарина расхохоталась так, что чуть было не выронила щипчики.
– Ай, хитрая какая! Правильно, так тут и надо. Отдам, конечно, не вопрос.
С улицы доносился звон гитары и песня: студенты отмечали последний день каникул, веселились, хохотали.
– Слушай, а вот эта Светлана Валерьевна… – поинтересовалась Катя. – Она Ростиславу Сергеевичу кто, девушка?
Дарина снова расхохоталась и ойкнула от выдернутого волоска.
– Не девушка. Но очень хочет. Прямо так и прыгает. Ну да ты сама вчера все видела.
Катя понимающе кивнула. О том, что они с Ростиславом стали мастером и фамильяром, все обитатели колледжа узнали через несколько минут после отбытия короля. Когда Катя и Ростислав шли по коридору к лестнице, на них сбежалась посмотреть толпа народу – Катя не запомнила ни одного лица, лишь выцепила взгляд Светланы Валерьевны: какой-то детский, обиженный.
Катя хотела сказать ей, что попала сюда не для того, чтобы крутить романы с куратором. Но Светлана Валерьевна не стала бы ее слушать. В таких ситуациях человек слушает и слышит только себя.
– А он? – спросила Катя. Пусть она не собирается заводить с Ростиславом какие-то отношения, кроме рабочих, но ей нужно знать расстановку сил.
Дарина оценивающе посмотрела в зеркало и с крайне довольным видом убрала щипчики.
– А он такой холодный, как айсберг в океане… – пропела она и осведомилась: – Ты с какой целью интересуешься?