Штучки!
Шрифт:
Лифт корпуса «Б» в проезде Мопассана опять сломался. Жанин и Флоранс поднимались на пятый этаж пешком, мать – отдуваясь, дочь – скорее довольная тем, что не надо утыкаться носом в непристойные картинки, выцарапанные на металлических стенках. На площадке третьего этажа вокруг вспоротого пакета виднелась засохшая молочная лужица.
– Два дня как напакостили здесь, – не прерывая восхождения, ворчала Жанин, – и хоть бы кто подумал вытереть! Всем задницу лень согнуть!
Флоранс бегом пробежала последние два этажа, подметки ее сандалий звонко щелкали по крапчато-серым ступенькам. Четыре пролета, по шестнадцать ступенек в каждом, она каждый раз их пересчитывала и радовалась
– Папа работает! – сказала она входящей в комнату матери.
Жанин, пожав плечами, бросила к ногам мужа сумку с вещами:
– Одежки для нашей девочки! Раз уж кто-то не способен прокормить семью, приходится жить подаянием.
Флоранс скрылась в комнате, боясь, как бы и ее не замарало унижение, которое испытывал отец.
– А ты что здесь делаешь? Отдавай сейчас же кукол!
– Ты в них никогда не играешь! – заупрямился Венсан.
Папа вяжет, пятилетний братишка играет в девчачьи игры – да где ж в этом доме мужчины? Ну вот, опять он взял мои книги, чтобы построить дом для кукол. Флоранс решила не злиться – день слишком жаркий.
– Книги трогать нельзя, – только и сказала она.
– А почему мама кричит? Фло, я боюсь! – захныкал малыш.
– Не бойся, дружок, и не лезь в их дела, взрослые сами разберутся!
Флоранс обняла брата. Ей казалось, он страшненький, и пахнет от него всегда противно, но она его жалела. Если Венсан болтается тут, то ведь только из-за того, что деваться некуда – он спит на диване в гостиной. А чужие вещи хватает, потому что у него, считай, нет собственных игрушек. Братишка Флоранс родился как раз в тот день, когда матери исполнилось тридцать, и ее такой подарок не сильно обрадовал. Отец же с тех пор нет-нет да и отпустит шуточку насчет чудес Духа Святого. Наверное, и сейчас ссора за стенкой разгоралась по той же причине.
– Кукол можешь оставить себе, – предложила Флоранс, видя, как сморщился от страха Венсан. – Но с книгами надо обращаться аккуратно. Они библиотечные.
И в животе у нее что-то тоскливо сжалось. Давным-давно надо было вернуть «Трех мушкетеров» и «Черный тюльпан», но она потеряла «Край, куда никогда не доедешь» и с тех пор не смела показаться в библиотеке. Она преступница, она украла три книги и теперь навеки лишилась доступа в светлые читальные залы, где, устроившись на обтянутых оранжевым трикотажем пуфах, можно было вволю надышаться запахом бумаги, с каждой страницей все дальше уходя от родительских ссор, поношенных вещей, безобразных улиц.
– Ты куда?
– Думочку свою возьму.
– Тебе что, так хочется посмотреть, как родители грызутся?
Говори, не говори – Венсан уже вышел из комнаты… Флоранс растянулась на постели, заложив руки за голову. Еще четыре дня – и она впервые в жизни пойдет на концерт. Она не представляла себе, как это будет, представить трудно, но догадывалась, что услышит настоящую музыку, такую, какую иногда передают по радио. Родителям она кажется нестерпимо скучной, а потому они сразу же выключают приемник. Она однажды слушала такую музыку через наушники в музыкальном отделе библиотеки и почувствовала тогда разом и
– Возьми! Мама велела тебе разобрать это барахло.
Венсан приволок оба пластиковых пакета с обносками.
– Они все еще живы?
– Кто?
– Родители.
– Ну, папа курит на балконе, мама красит ногти.
– А жаль!
Мальчик в негодовании вытаращил на сестру глаза, но не посмел спросить, чего ей жаль. Флоранс вытряхнула вещи из пакетов. От смятой одежды повеяло запахом чужого дома, чужой жизни. Эти тряпки влекли к себе, но прикасаться к ним было противно, они пробуждали, как та музыка, противоречивые чувства. Флоранс высунулась из окна и одну за другой побросала вниз старые одежки Анн-Лор. Сверху они выглядели куда красивее – увядшие цветы на асфальтовой дорожке.
– С ума сошла, – спокойно заметил Венсан.
– Когда-нибудь я отсюда уеду, – прошептала Флоранс.
– А меня с собой возьмешь?
– Отстань!
Флоранс подобрала с пола последнюю блузку. Ну конечно – пуговицы срезаны, все до единой, слишком красивые были для того, чтоб и их отдать. Девочка потрогала обрезки ниток: интересно, кто из них, Анн-Лор или Николь Гара, нанес ей это оскорбление? Содрала присохшую корочку на руке и стала аккуратно прикладывать ткань к свежей царапине – теперь на месте каждой пуговицы появилось пятнышко крови.
– С ума сошла! – завороженно глядя на сестру, повторил Венсан.
– Знаю, – отозвалась Флоранс.
Она сняла носки, совсем уже не нарядные после целого дня. Нашла в ящике комода, под трусиками, еще одну пару.
Новенькие, с неразглаженной складкой и картонкой, удерживавшей их вместе. Флоранс приложила носочки к щеке и улеглась на кровать. Родители в соседней комнате снова принялись орать друг на друга.
Признание
– Как ты познакомилась с папой?
Некоторые дети задумываются о том, что было до их рождения. А кто-то, похоже, долго верит, что родители появились на свет одновременно с ним. Адриан – любопытный человечек, которому интересны другие жители Земли. Он хочет знать, как было дело, и его вопрос заставляет Флоранс перебирать воспоминания, как пролистывают, с усмешкой или растроганно, альбом со старыми фотографиями.
За столом их было семеро, но Николя никого, кроме нее, не видел. Флоранс. Цветочное имя, которым наделили светлый солнечный лучик. Друзья-сводники пригласили для него какую-то Наташу – русскую, как и он сам, и, разумеется, незамужнюю. Флоранс тоже была одинока, но она только-только развелась после подлого предательства со стороны первого мужа (он же – первая любовь) и считала, что рана еще слишком свежа, для того чтобы снова принимать участие в брачных играх.
В тот вечер она рискнула надеть блекло-зеленое хлопчатобумажное платье – она, с ее цветом лица, могла себе и не такое позволить. Николя волновала негладкая кожа ее плеч. Он не вслушивался в то, что она говорила, он начинал таять от одного лишь звука ее звонкого голоса, а стоило ей лукаво взглянуть – и его бросало в дрожь. Ближе к концу ужина он настолько расклеился, что испугался – уж не заболевает ли. Но к десерту вполне оправился, отыскав причину недомогания: он на всю жизнь полюбил Флоранс, с которой едва успел познакомиться.