«Штурмфогель» без свастики
Шрифт:
– Бежим. Не все ли равно, где убьют? — тихо сказал Пихт.
– А солдат?..
Пихт схватил солдата за ногу и дернул на себя.
Тот повалился и выпустил из рук автомат. Эсэсовец перемахнул через борт. За ним прыгнул Пихт.
Ветки хлестали по лицу, ноги натыкались на вывороченные пни, цеплялись за стылые бугры. Минут через пять сзади послышалась стрельба. Эсэсовец, было приустав, подпрыгнул, словно его хлестнули кнутом. Бой шел справа. Там взлетали ракеты, строчил тяжелый пулемет.
Эсэсовец упал на землю — его душила одышка.
– Где мы находимся? — спросил его Пихт.
– Знаю. — Эсэсовец кашлянул и сплюнул. — Вчера еще здесь были мы.
Он
– Если не ошибаюсь, где-то здесь должна стоять подбитая танкетка.
– Вон что-то темнеет.
– Да, кажется, она.
– Как вас зовут? — спросил Пихт.
– Готлиб Циммер.
– Нам надо перебраться еще через русские окопы?
– Ни черта вы, летуны, не понимаете в войне, — ухмыльнулся повеселевший эсэсовец. — Вы думаете, линия фронта — это сплошные окопы?
– А как же?
– Идемте. — Не ответив, Циммер поднялся и, прихрамывая, направился к танкетке.
– Кто идет? — крикнули из темноты.
– Свои, командир третьей роты оберштурмфюрер Циммер!
Из-под танкетки выполз солдат в меховом кепи.
– О, герр оберштурмфюрер! Это я, Отто Ламмерс, — в секрете. И здесь же Мартин Хобе. А мы думали, попали вы к Иванам.
– Был там, да вот с другом захотели еще пожить. — Циммер похлопал по спине Пихта. — Где сейчас командир батальона?
– Идите прямо, потом сверните по траншее и метров через триста увидите его наблюдательный пункт.
– А почему бой?
– Черт его знает! Иваны что-то сбесились, атаковали первую роту…
…Когда Циммер и Пихт рассказали о своих приключениях, командир батальона так расчувствовался, что сам написал письмо командиру эскадры «Удет» с просьбой наградить капитана Пауля Пихта за спасение Циммера, одного из лучших командиров его батальона.
– Гвардия рейха умеет ценить смелых людей, — сказал он с пафосом. — Я дам вам адъютанта, он проводит вас до вашей авиагруппы.
…В отряде уже похоронили Пихта. Но когда он появился перед Вайдеманом в сопровождении эсэсовского офицера, у того полезли глаза на лоб от удивления.
– Пауль, живой? — Он бросился обнимать Пихта. Потом разорвал пакет, пробежал по строчкам. — Узнаю своих! — воскликнул он. — Немедленно доложу командиру эскадры, черт возьми! А я тоже тогда едва унес ноги…
– Поздравляю. А как ребята? Вайдеман помрачнел.
– Шмидт погиб в том же бою. Потом Грубе, Миттельштадт, Любке, Гюртнер…
– Дали нам жару!
– Как видишь. — Вайдеман уныло развел руками.
Снова начались полеты. Истребители по-прежнему сопровождали транспортные самолеты, дрались с «ЯКами». Но с каждым днем к «котлу» летало все меньше и меньше самолетов.
К рождеству пришел приказ командира воздушной эскадры откомандировать Вайдемана, Пихта, механика Гехорсмана и еще нескольких летчиков обратно в Германию на испытательный аэродром в Лехфельд.
Глава тринадцатая
Начало конца
17 января 1943 года в номер военно-морского атташе Соединенных Штатов в Анкаре постучался высокий большеухий человек в штатском.
– Чем могу служить? — спросил Джордж Говард Эрл.
– Адмирал Канарис, начальник абвера, — представился человек и поклонился атташе, который от удивления на минуту онемел. — Я хотел бы с вами обсудить возможность американо-германского сближения.
Эрл наконец пришел в себя. Он пригласил гостя в кабинет. Канарис начал говорить начистоту — «как разведчик разведчику». Он считает заявление западных держав о необходимости безоговорочной капитуляции Германии роковым для Европы.
– Это, — сказал адмирал, — означает войну до горького конца, ликвидацию Германии как военной державы и рост влияния красной России.
Эрл не задумываясь согласился и ответил, что и он считает лозунг безоговорочной капитуляции катастрофой.
– Что же предлагает адмирал? — поинтересовался Эрл.
– Наши генералы никогда не согласятся на безоговорочную капитуляцию, они будут продолжать войну, — категорически заявил Канарис. — Учтите, что Германия, несмотря на сталинградскую неудачу, достаточно сильна, чтобы воевать и десять и двадцать лет. Мы разрабатываем сейчас такое оружие, которое еще никому не снится.
– Ваши условия? — спросил Эрл.
– Сепаратный мир с США и отказ от лозунга безоговорочной капитуляции. Я готов ждать ответа до марта.
Эрл сразу же после беседы послал письмо в Вашингтон. Но ответа не последовало. Слишком сильно было озлобление народов, и правительство Соединенных Штатов не решилось пойти на мир с германскими фашистами.
Появление адмирала Канариса в номере гостиницы в Анкаре было не случайным. Зондирование гитлеровской разведки выражало стремление фашистов сохранить для себя то, что они захватили в Европе, и сделать еще одно усилие, чтобы покончить с Россией.
Уже в конце января начались оттепели. По булыжным мостовым потекли мутные ручьи. Мокрые деревья запахли разогретой древесиной и смолой. На балконах запестрели полосатые перины и матрацы — хозяйки спешили проветрить их после слякотной и пасмурной зимы.
От щебета воробьев и теплого влажного воздуха, от тошнотворной слабости и пронзительного крика мальчишек, марширующих по улицам, у Коссовски закружилась голова. Он забрел в сквер и опустился на скамью в мелких бисерках брызг. Шеф-врач госпиталя, где лежал Коссовски, посоветовал ему найти более спокойную и менее опасную работу. Но человек, связавший себя с разведкой и контрразведкой, мог расстаться с работой только в случае смерти. Другого выхода Коссовски не видел.
За четыре месяца лечения он многое передумал, расставил все события на свои места, разработал систему поисков загадочного Марта.
«С Мартом я еще разделаюсь», — подумал Коссовски, поднимаясь со скамьи и направляясь к зданию министерства авиации.
У себя в кабинете он стал знакомиться с бумагами. Пост наблюдения «Норд» сообщал:
«На сверхдальнем бомбардировщике „ПЕ-8“ русские совершают полеты по маршруту Москва — Шотландия — Фарерские острова — Исландия — Канада — Вашингтон и обратно через Гренландию».
«С большой эффективностью русские применяют основной фронтовой бомбардировщик „ПЕ-2“».
— писал пост «Ост-17».
«Формируются новые полки и дивизии, оснащенные штурмовиками „ИЛ-2“ — „черная смерть“».
— телеграфировал командир танкового корпуса Гельмут Медер.
Коссовски оторвался от бумаг. Задумался. Война приобретала зловещий для Германии характер. Коссовски всегда трезво смотрел на вещи, и простой анализ даже той информации, что лежала перед ним, предсказывал скорый конец.
Внимание привлек еще один документ. Он был отпечатан шифровальщиком на двух страницах. Начав его читать, Коссовски почувствовал боль в том месте, где была рана.