Шулмусы

Жуков Владимир

– Да что ты в член себе, что ли, вставил алмаз и оттого неудобно? – возмутился еврей. – Я вот, между прочим, тебе, Ю, такую уймищу денег бы за возврат его отвалил, что даже только от одного упоминания о их сумме в Москве кремлёвская звезда закачается. Битком родственнички «УАЗ» деньгами набили, как услышали о горе моём, да и к тебе послали. В настоящее время он как раз внизу, у входа стоит…

– Нет! – не дав договорить, воскликнул Ю. – Ты угадал почти – оправка, выбранная мною для бриллианта, не что иное, как собственный член, и именно потому мне и неудобно показывать его, а наши дальнейшие переговоры по поводу продажи смысла совершенно лишаются. Не стану я ради жалких денег, в которых совсем недостатка не испытываю, естество биологическое тревожить! А денежки, они тебе, Хасид, службу хорошую могут сослужить – задавишь ими партнёров, коли правда много.

Вздохнул Хасид, в стороны костлявыми руками развёл и печально на ширинку корейца фартового уставился, туда, где обрёл своё пристанище новоиспечённый «генерал Чо».

Все, кто в номере находился и разговор слышал, были шокированы просто. Ошарашенные супероригинальными откровениями Ю, люди на мгновенье потеряли дар речи. Но зато, как только из оцепенения вышли, так сразу градом вопросов осыпали:

– Писать не мешает?

– Эй, Ю, у тебя крыша часом не поехала?

– Зря, корешок, отважился ты на такое. Если кому драгоценность твоя понадобится сильно, так ведь вместе со всем хозяйством отчекрыжат!

– А трахаешься как?

– Как жена на такое безобразие смотрит?

– Эх, Ю-Ю! Что же ты наделал? Ты же даже в гробу спокойно полежать не сможешь. Только и будешь переживать, что шустряк какой раскопает могилку да и писюн оттяпает.

Вопросы обильно сыпались, но не доставали. Зато последний доконал, и Ю, словно гаишник, решивший остановить всё движение, поднял вертикально вверх руку, и товарищи смолкли дружно.

– Одно скажу вам, мужики: хорошо камешку в бородавочке у меня на члене – и ему хорошо, и мне прекрасно. Живём мы вместе, как голубки, и друг другу не мешаем совсем. И что ещё интересно: к бородавке своей я совершенно по-другому относиться стал и даже горжусь ею. Она теперь вроде как благородною стала, с царским алмазом вплотную сблизившись. Так что не удивляйтесь и не осуждайте, тем более что оправку такую мне один очень хороший человек посоветовал. Понимающий. Даже только из одного уважения к нему я бы бриллиант в член собственный засунул.

Ю умолк, а коллеги, вполне удовлетворённые ответом, за прежнее дело принялись.

Хасид, по-блатному пальцы покрутив веером, сказал с досадою горькой:

– Молодец, Ю! Не будь я дураком, так же б, как и ты, в хрен камень замуровал да поглубже, так, чтобы вообще его оттуда нельзя вынуть было.

Вздохнул еврей и с тяжёлой грустью в голосе, словно навсегда с бриллиантом расставаясь, добавил:

– Жизнь – она как зебра: сегодня полоска чёрная, завтра – белая. Не может чёрная быть всё время одна, белая всё равно должна появляться.

Сказал это Хасид и за игорный стол уселся, а Ю и О вместе с офицерами у фуршетного столика зависли, явно играть не собираясь больше. Сидят они, кушают да выпивают себе.

А тем временем ещё один кореец зашёл в номер, видимо, поиграть желающий тоже. Ю поднял глаза и узнал в вошедшем Цоя, того самого Цоя, который высказался когда-то: «Что ты, как мандавошка, со своей стекляшкой носишься! Засунь её себе в член и ходи показывай!» Или, другими словами, порекомендовал Ю член собственный бриллиантом дорогим украсить.

Взгляды старых друзей встретились и, даже не напрягая свои экстрасенсорные способности, прочитал там фартовый те же самые слова, чёрной завистью зло написанные. Обиделся Ю от того, расстроился, но негодования не выдал, а наоборот, в улыбке расплывшись и имитируя чувства тёплые, произнёс спокойно:

– Боже мой! Оказывается, правду говорят, что тузы парами ходят. Один туз – Хасид, а второй – Цой! Один алмаз подогнал, а другой – как с ним правильно поступить посоветовал. Ребята! Это тот самый понимающий человек, про которого я рассказывал только что. Именно он оправочку мне подобрать помог.

Так как дискуссия по поводу камня была очень свежа, внимание всех присутствующих сразу переключилось на Цоя. Каждый встал и лично засвидетельствовал почтение и восхищение такой толковой и неординарной личности. Цой пытался улыбаться, отвечая на комплименты, но выходило нечто корявое, потому что злился он, чувствуя, что Ю смеётся и издевается над ним. А тот, знай себе, мочил, совершенно опомниться не давая:

– Не удивляйся, корешок, вниманию повышенному. Рассказал я друзьям о рекомендации твоей. И знаешь, всем так понравилось, что, глядишь, и сами накупят драгоценных камней да и в письки свои корейские повставляют. И каждый себя должником твоим будет считать. Вот уж магарычей не оберёшься!

Цой ничего не ответил и, улыбнувшись грустно, за карточный стол уселся прямо напротив Хасида, а Ю, освежившись бокалом холодного чешского пива и смачно посасывая кусочек осетрового балыка, шёпотом почти пояснил друзьям:

– В том, что камень в бородавке у меня, лишь частично заслуга Цоя. Подруга моя тут больше виновница торжества. Как рассказал я ей про пожелание друга, так и загорелась она. «Сделай, – говорит, – как человек подсказывает. Так хочу драгоценность на вкус попробовать!»

Захохотали товарищи, коньяком да напитками разными хорошо разогретые. Смеются заливисто, весело и ещё пуще тем донимают Цоя. Так смехом своим дурацким доконали беднягу, что хоть плачь прямо или же уходи вставай. А оно так бы и лучше было. Ведь с тех пор, как проигрался и всё своё состояние спустил, жил кореец в долг, и ничего своего у него больше не было. Он и на игру с деньгами чужими пришёл, а рисковать ими ни в коем случае не следовало. То бригадные, общественные деньги были, на покупку семян для сева будущего предназначенные и под громадные проценты занятые.

Но не терпелось человеку. Здорово отыграться хотелось, и потому деньги карманы словно прожигали насквозь. Неукротимое желание потягаться с судьбой, которое всегда по пятам преследует игроков неудачливых, полностью отнимало волю. Словно загипнотизированный лягушонок, двигался Цой в пасть к удаву, к неизбежному трагическому концу.

И только в первый раз раздали, как невероятно сильная карта пришла. «Наконец-то! Сжалился Боженька!» – пронеслось в головочке непутёвой. И в твёрдой уверенности, что партия эта выиграна, Цой прошёл сразу тысячею рублей.