Шулмусы

Жуков Владимир

И только стали стульчики вокруг столика фуршетного расставлять, как произошло событие, которое отвлекло военных от их намерений и на себя всё внимание переключило. Один худенький плюгавый корейчик вместо денег на кон стал ключи от машин бросать. Одни, вторые, третьи… Потом ещё от дома ключи бросил и вскоре вдрызг проигрался. Гол как сокол остался.

Встал кореец из-за стола и первым долгом решил нервишки угомонить, устранить, так сказать, стресса последствия. Для этого посеменил он к тому самому столику, который авиаторы облюбовали. Но каково же было удивление проигравшего, когда он обнаружил полное отсутствие водки как на столе, так и в холодильнике, где запасы хранились?! То ли то офицеры так постарались, то ли организаторы не учли что, но водки в номере даже капельки одной не было.

– Кто сейчас выпить даст хоть один стакан водки, тому последнюю тысячу отдам! – чуть не плача, взмолился корейчик.

Фомин, который тысячу рублей едва накопил за первые десять лет службы, затрясся весь. «Разве ещё представит жизнь случай так фантастически обогатиться?!» – подумал он, и голова старшего лейтенанта заработала поистине неистово, чтобы решить, казалось бы, несложный вопрос: где быстро бутылку нужную раздобыть? Бортовой компьютер не сплоховал и с задачей справился блестяще: «Водку продают таксисты, которые обязательно должны стоять возле гостиницы!»

«Ну, конечно же, это не что иное, как единственное решение проблемы!» – подтвердил в свою очередь этот вывод сам владелец столь прекрасно думающей машины и вспомнил ещё, что водку таксисты по червонцу толкают. Сунув руку в карман, Фомин нащупал мягкую, донельзя замусоленную десятку и почувствовал, как косая тысяча приобретает вполне реальные очертания. Страстное желание, как можно скорее стать обладателем её, придало неповоротливому, тяжёлому телу поистине космическую невесомость и просто фантастическую гибкость. Вынырнул Александр Петрович юлой из номера так, что не заметил никто и к таксистам стрелой помчался.

Вышло всё, как задумывалось. И таксист оказался прямо возле входа, и водочка у него имелась в наличии, и ровно червонец стоила. Минуты не прошло, как Петрович с бутылкой уже стоял возле совсем упавшего духом корейца.

Увидев белую алюминиевую бескозырку и красную надпись на этикетке «Столичная», так обрадовался тот, что, казалось, будто играл и проигрался именно ради этого момента славного. Словно одержимый, выхватил он из рук Фомина бутылку и как-то брезгливо, словно освобождаясь от невероятной мерзости, бросил деньги на стол. Петрович ловко захапал их да скорее в карман упрятал, где недавно червонец маялся. А худой кореец сорвал, как малохольный, с бутылочки прозрачной бескозырку, да и приложился к водочке, как к невесте в первую брачную ночь, и в присест укокошил милую. Пошатываясь, еле передвигая ноги, пошёл он прямо, как стоял, и наткнулся на дверь спальни. Фомин, подскочив к благодетелю своему, створки распахнуть поспешил скорее. Шагнул в темноту спальни кореец и провалился в неё, как в омут. Безобразно раскинув ноги и руки в стороны проигравшийся отключился. А Александр Петрович тихонечко притворил дверь, спи мол друже не просыпайся до отъезда домой заветного, о деньгах не вспоминай потеряных.

Не успел Петрович дверцу за упавшим корейцем прикрыть, как в номер вошли швейцар и с ним ещё мужиков двое. Каждый впереди себя большой деревянный ящик нёс, доверху провизией наполненный: закускою и водой огненной. Рассовав всё принесённое по холодильникам, которых в номере два было, швейцар увёл своих помощников, не преминув ещё раз щедрые чаевые взять.

Игра тем временем своим чередом шла: одни вставали, другие садились, третьи возле столика фуршетного подкреплялись. То обстоятельство, что контингент играющих постоянно обновлялся и за столом всегда были свободные для желающих места, было отмечено Шуховым как характерная особенность этой сложной и малопонятной национальной корейской игры.

Ю и О везло просто фантастически и, чтобы соплеменников да коллег своих не обижать, стали «хулиганить» они безбожно, но правда образом таким цели так и не достигали своей: почему-то только круче фартило. Либо сбрасывали карты партнёры, не ощущая блеф, либо открывались, но проигрывали обязательно.

Росли денежки возле Ю и О со скоростью, прямо скажем, невероятной, а когда их так много стало, что даже стали игре мешать, поручили фартовые гвардии капитану Круглову с выигранной советской валютой нянчиться. Сложил он ровненько и аккуратно пачечку к пачечке и затем добросовестно всё это добро в наволочки поместил от подушек. Поработал чётко и от души капитан, место для игры высвободив наконец вполне.

С работой офицер по-военному блестяще справился, и вскоре на полу неподалёку легли четыре белых параллелепипеда, очень напоминающие обшитые почтовые посылки. Благо, что в люксе подушек достаточно было и, соответственно, дефицита в наволочках не ощущалось. И хотя никем из присутствующих везение такое не осуждалось, однако всё равно, очень фартовым было не по себе. Стыдновато. Вот и решили заканчивать О и Ю.

Только встали они, как в этот самый момент в номер вошёл мужчина. Был он не корейской национальности и потому привлёк вниманье к себе. Человек напоминал собой обтянутый кожей вопросительный знак, только очень худой и сутулый очень. И ещё национальность имел какую-то непонятную. И кавказскую вроде, и не кавказскую. А уж маленькие глаза на лице морщинистом, угольками горели так, что от их взгляда хотелось ёжиться

Ю узнал эти глаза. Принадлежали они тому самому горскому еврею Хасиду, который ему «Чо» бриллиантового проиграл. Как и все, кто увидел Хасида, Ю ощутил чутким сердцем холодок, от него идущий. Тонкая душа корейца всем своим существом почувствовала приближение беды и тут же потребовала забирать деньги и уходить скорее.

Несмотря на глубокую внутреннюю неприязнь к картёжному шулеру и сильное желание надрать его ещё разок, Ю послушался своего сердца и решил не играть больше. Имитируя радость встречи и желая тем самым посильнее досадить картёжнику, он воскликнул, расплываясь в улыбке:

– Ба-а! Господа! Товарищи! Вы только поглядите, кто к нам пожаловал! Это ж Хасид – друг мой! Самый добрый и самый богатый в мире волшебник! Денежки нам принёс!

Ю встал и по-братски обнял сутулого.

– Пойдем, Хасид, выпьем за встречу, – сказал Ю и повёл шулера к фуршетному столику. Затем, откупорив бутылку коньяка, в пять высоких фужеров разлил его. Ю, О, Хасид и офицеры дружно буль-буль сделали.

Еврей крякнул, проглотив коньячок, и, закусывая лимоном, спросил шутливо:

– Как тебе, Ю, бриллиант мой? Оправу то ему не выбрал пока ещё?

– Как не подобрал? Подобрал, – отвечал Ю. – Твоими молитвами, видно, какую надо нашёл. Крутую. Круче не бывает уже.

Хасид улыбнулся:

– С оправой, ясное дело, вещь поболее стоить будет. Да и носить станет можно, а не в карманах об мусор пачкать. Ты хоть бы поглядеть на него, что ли, дал. Скучаю, понимаешь, по стекляшке той, как по любимой женщине.

Почесал затылок Ю и ответил, улыбаясь хитро:

– И рад бы я, Хасид, дать тебе возможность полюбоваться на бывшую вещицу твою, да оправку показывать неудобно.