Шулмусы
Шрифт:
В своё время очень часто приходилось мне город По посещать и в гостинице той самой останавливаться, куда герои мои вошли. И каждый раз, когда проходил мимо памятника, обязательно на ручку, за спину упрятанную, поглядывал да заливался от души. Каждый раз карикатурой любуясь, представлял я её то ментом, сзади берущим взятку, то фокусником, а то просто нищим, который стесняется и руку для подаяния потому за спиной держит.
Однажды, при очередном посещении города По, остановился я перед памятником, чтоб ещё над вождём потешиться. Стою, хохочу, заливаюсь, аж самому неудобно. Короче, вволю покуражившись, стал я в головке своей весёлой новые темы по поводу ручонки смешной отрабатывать. Смотрю, гражданин какой-то на меня пристально так глядит. Пожилой, очень со вкусом
– Не кажется ли вам, уважаемый, что создатели этого монумента здорово напортачили: вождя мирового пролетариата в самого настоящего клоуна превратив? Посудите сами: ручка левая, за спину заведённая, очень даже неприличные ассоциации вызывает. Кажется, что побирается вождь. Одной рукой верный путь указывает, а другой – милостыню просит стыдливо. Как по вашему это?
Улыбнулся гражданин, как я заметил, невесело и затем не спеша сказал:
– Из-за этого козла именно жизнь моя, как банка консервная, на рельсы положенная да поездом раздавленная, в ничто превратилась. Потому и не могу я с истукана этого, как с клоуна, смеяться. А вам чего не потешиться? Это даже правильно, скажу я вам.
Гражданин затянулся сигаретой поглубже, а мне здорово интересно стало.
– Расскажите, – говорю, – пожалуйста, что вы в виду имеете по поводу Ильича. Интересно очень.
– Почему хорошему человеку и не рассказать про судьбу мою? Правда, чтобы яснее вам было, я издалека, с самого начала начну.
Затянулся гражданин сигаретой, и полилась его ладная и размеренная, прямо-таки осторожная речь:
– Вы, конечно, прекрасно знаете, что жил да был в России мужик серьёзный очень – Сталин Иосиф Виссарионович. Деловой человек, хваткий. С самого детства его жизненным кредо было строить, воспитывать да защищать. Не мешай ему – любое дело четко и качественно до ума доведёт. Да много хануриков-прихлебателей к делу его крутому прилепилось, когда строил он для человечества светлое будущее. И самым отпетым негодяем изо всей этой подвизавшейся братии был не кто иной, как вот этот самый Владимир Ильич Ульянов, памятник которому мы сейчас счастье созерцать имеем. Был Ленин при Сталине – не пришей к одному известному месту рукав. Мешал, как только мог, потому что с детства восца у него в ручонках буйствовала.
Ещё ребёнком будучи, ломал он всё подряд да курочил, на что только взгляд свой малохольный ни кинет. Благо, родители людьми зажиточными были, а не то он их как пить дать пустил бы по миру.
И что вы думаете, прошла у Володи с возрастом восца в ручонках? Ничуть не бывало! Не только не улетучилась, а даже наоборот, ещё больше усилилась. Невыносимой просто сделалась. Крутит, гнёт, ломает всего, а Володя глазёнками блымзает, страдает и не знает, куда пристроить эти шаловливые конечности. Ну и Сашенька – брательник старший – надоумил. Пример подсказал яркий. Восца у него в ручонках тоже поигрывала, потому что штука эта, как правило, родовая. Шарахнул, в общем, Сашенька царя бомбой и – промахнулся. Поймали его да и повесили скорей, чтобы успокоилась у человека восца.
А трон к ручонкам прибрать – не высморкаться, шутка эта не простая совсем, а очень даже серьёзная. Голова и руки тут нужны. Мало в деле таком одного желания.
Короче, стал Володя Ульянов к трону царскому подбираться. Карабкается он, карабкается по каменной, тернистой дороге к заветному, да не получается ничего. И хотя много вокруг себя подельщиков Ленин собрал, у которых тоже восца в ручонках резвилась, толку от их совместной деятельности всё равно никакого не было.
А тем временем Иосиф Виссарионович Сталин тоже по пути к царскому трону шёл, медленно и уверенно. Про Владимира Ильича он прекрасно знал и очень восхищался неукротимым желанием его – головочку цареву отчекрыжить. За страсть ту неугасимую здорово уважал Иосиф Виссарионович Ленина и всем своим коллегам всегда в пример ставил.
И Ленин без дела не сидел, как белка в колесе вертелся. Что он только не вытворял! Кого только не брал к себе в подельщики! То к немцам, то к евреям прибьётся. Денежки возьмет у них, профукает – и снова просит, а толку от него как от козла молока. В общем, перестали товарищу Ленину денежки субсидировать. Обиделся он не на шутку. Плюнул на всё. Прихватил валюту, сколько было, да в Европу рванул. Бродит там злой как собака по городам заграничным разным да пивко импортное потягивает. А восца в ручонках не утихает, мучает невыносимо, совсем извести норовит мужчину. Дунул тогда Володя в Финляндию, к России поближе. Набрал выпивки, закуски. Идёт по берегу Финского залива, смотрит: шалаш стоит заброшенный. Ну и залез он в него. Рюкзачок свой с запасами достал, расстелил тряпочку и, первым долгом, за водочку с пивком принялся. Налил, выпил водички огненной, пивком подпихнул – оно и захорошело вроде, но зато и восца пуще прежнего разбушевалась, словно это не Ленин, а она за воротничок кинула. Гнёт человека, ломает – просто наизнанку его выкручивает. Не смог Владимир Ильич больше издевательство такое сносить и, не откладывая в долгий ящик, прямо тут же, на берегу Финского залива, жизнь самоубийством решил покончить.
Но вот незадача. Набрал Володя Ульянов так много закуски, да выпивки, и к тому же прекрасной, что жалко стало богатство такое чухонцам убогим то оставлять. Вот и призадумался Ильич. Думал он, думал да и придумал: «Вот сначала доем, допью, а потом уже на осине вздёрнусь».
Выпил ещё водочки Володя. Развалился на сене, которое чья-то душа добрая, словно специально для него, в шалаше выстелила; и стали мысли всякие заумные в головку лезть. Вот одна из них, к примеру: «Чтоб от восцы избавиться, совсем необязательно жизни лишаться. Можно только ручонки пообрубать». Рассмеялся Ленин на шутку свою. Отвлекла его чуток мысль эта глуповатая от страданий невыносимых. Шлёпнул водочки ещё стаканчик Ильич да оправиться решил раз последний в жизни. Взял газетёнку иноземную для нужд понятных, поди швейцарскую, и под кустик посеменил. Снял штанишки, присел и за прессу чужестранную взялся.
Сидит себе, поддатенький, на воздушке свежем да зайцев двух сразу хлопает: и читает, и надобности естественные справляет. Вдруг словно током его ударило! Прочитал он в той самой газетке (то ли финской, а то ли швейцарской), что революция в России произошла. То есть то самое дело, которое он так раскрутить и не смог, ловкачи уже сделали. Передумал тут Владимир Ильич и вешаться, и ручонки поганые отрубать. Натянул он обратно портки да и что есть мочи в Россию дунул, даже выпивку и закусь в шалаше забыв.
Прибегает он в Петроград. Глядит – и вправду на мази всё. И революция, и товарищи – бывшие соратники – все при деле. А за всем этим товарищ Сталин. Его работа, сразу видать по почерку. Владимир Ильич хорошо Иосифа Виссарионовича знал. Восцой в руках не страдал тот и строить только, а не ломать любил. Потому-то и дело, в котором Ленин ладу не дал, Сталин до ума довёл и всю власть над страной в своих сосредоточил руках.
Понял всё это товарищ Ленин сразу. Налету шустряга схватил. Кинулся в ножки скорее Сталину и так взмолился жалобно: «Возьми меня, Иосиф Виссарионович, в дело! Верой-правдой служить тебе буду!» А про себя думает: «Не дай бог откажет, заест восца, к попу не ходи. Вешаться как пить дать придётся».
Сталин – душа бесшабашная, взял да и принял Ленина к себе на работу на свою голову, а средь народа слушок пустил, что Ульянов – мужчина правильный, за рабочего человека горло перегрызёт. И что самое главное: взял Иосиф Виссарионович Ленина не просто в помощники себе, а даже выше себя поставил, то есть царём настоящим сделал, мол, пусть тренируется человек. Кадры с опытом царской работы не валяются на дороге. А Ильичу того только и надо было!
Только дорвался до царской власти, так рукавчики сразу подзасучил, да зубёночки подоскалил и, как бешеный, кинулся на бывшего самодержца, наконец чтоб восце уважить.