Шулмусы
Шрифт:
Шишки в грязь лицом не ударили. Кран громадный где-то достали, японский – «КАТО». Обвязали Ленина со всех сторон канатами толстыми и подцепили крюком, чтоб, как ножки отчекрыжат, туловище не упало. Подтянули слегка стропы и верёвки, натяг сделали и конечности отпиливать Вове стали. Приспособления какие-то дорогие импортные для этой цели раздобыли и со старым заматеревшим бетоном легко управились. Приподняли Ленина краном японским, и повис он в воздухе без ног, как божеству не положено. Висит Володя Ульянов на тросах да верёвочках, покручивается, а рука его, смело вдаль
Так вот, пока болтался на канатах Ильич, два шустрых строителя в ножки к нему запрыгнули и давай там, что надо делать. Вылезли ремонтники, и снова Володю Ульянова на место прежнее водрузили, ножки десятикратно железобетоном усилив, а потом на уровне ягодиц дыру проделали. Засунули туда шланг и по самые яйца накачали вождя бетоном. Так что стоит теперь Ильич невероятно крепко на ногах, и даже землетрясение, типа ашхабадского, вряд ли уже повалит. И чего не стоять болвану? Рассчитывать на то, что из гроба Фани Каплан поднимется и динамит подложит, маловероятно. Это при жизни она могла замочить Вовика на почве ревности, а теперь, когда Фани в дух превратилась, ей не только этот бетонный монстр до лампочки, но и тот, который в мраморном мавзолее тоже.
На том и закончилась встреча наша, и разбрелись мы по номерам. Всю ночь услышанное мной самым беспардонным образом инициировало в полуспящем сознании невероятно интересные, просто захватывающие сны-фильмы. Будто фантастическую машину Герберта Уэлса оседлав, полетел я на ней по времени: Михаилу Васильевичу Ломоносову милостыню подал, с Лениным Владимиром Ильичем в шалаше водки анисовой выпил и даже за что-то по шее здорово ему навалял. Когда же к Берии самому в кабинет попал и взгляд ощутил на себе опасный, то проснулся от пота мокрый. Глядь, а утро уже за окном буянит и на площади длань к небу Ленин тянет.
На том отступление я закончу своё. Думаю, что не утомил вас, а наоборот, как и рассчитывал, отвлёк да повеселил немного. Наступило время к героям вернуться нашим. Если забыли, так напомню, что оставили мы их в тот самый момент, когда они уже в гостиницу заходили.
Не успели двери широкие за товарищами затвориться, как к Ю и О швейцар подлетел и, всем видом своим подобострастным почтение выражая, куда надо, повёл. Отношение такое тут же вознаграждено было целой сотней чаевых, Ю которые не преминул дать. Сто рублей – сумма для случаев таких поистине фантастическая, и потому швейцар от радости просто хвостиком завилял.
Поднялись на последний четвёртый этаж, одно крыло которого, видимо, полностью оплачено было, потому что люди только одной национальности там из номера в номер носились. Затем вошли в большой четырёхкомнатный люкс. В зале номера, посередине, стоял круглый дубовый стол. За ним около дюжины корейцев сидело. Они резались в карты. В центре стола громоздилась довольно внушительная куча денег пачками в банковских упаковках. Держали игроки карты в руках, выкрикивали суммы и ещё в кучу деньги бросали, а та с каждым криком всё быстрее росла.
Уставились офицеры на диво такое, рты раскрыли от удивления. Куча настолько быстро увеличивалась в размерах, что авиаторам показалось, будто не настоящие деньги то, а фальшивые, бутафорские. Но напряжённые лица игравших такую версию отвергали. Кто потеть да краснеть станет за купюры ненастоящие? И фантастическая радость корейца, который гору денег заграбастал, лишь подтвердила: настоящие денежки. Не успели пачки банкнот в здоровенном бауле выигравшего исчезнуть, как игра снова возобновилась. Игроки опять карты раздали и стали суммы выкрикивать, соответственно новую горку из денег наращивая.
Игра, в которую корейцы играли, какая-то странная была, непростая. Авиаторы такой ещё не видали. На аэродроме – храп в основном, преферанс иногда, а тут на трёх колодах да девяти картах сека какая-то, усложнённая до предела. Девяткою называется. И что интересно: после каждой игры колоды карт выбрасывают и из ящика большого, прямо тут же в углу стоящего, новые вытаскивают.
Не успели офицеры даже самую малость в ту игру картёжную вникнуть, как Ю указал им взглядом на фуршетный столик, в другом уголке зала стоявший, что от выпивки и закуски самой разнообразной ломился.
– Не стесняйтесь, мужики! – Ю потащил товарищей поближе к огненной воде и сам шлёпнул с ними, а после вместе с О играть сел взамен освободивших места игроков.
Авиаторы, уже адаптировавшиеся к обстановке, осмелели, и, хорошо поработав у фуршетного столика, пошли болеть за друзей.
Игра обретала всё более захватывающий и крутой характер. Гора из денег с каждой новой партией достигала всё больших и больших размеров. Доходило даже до того, что куча из-за величины мешала игрокам видеть друг друга. Денег так много было, что Шухов, приблизительно оценив размеры кучи, к очень интересному выводу пришёл:
– Ребята! Денег, лежащих на столе, вполне может хватить на зарплату не только всему нашему полку Дальней стратегической авиации, где мы с вами счастье служить имеем, но и также сопутствующим и вспомогательным частям: глухонемым, базе обслуживания, системе посадки, батальону связи и даже ещё останется!
У Ю и О дела шли, как всегда, превосходно. Взяв с собой всего лишь по две пачки сторублевок, они нарастили возле себя довольно внушительные горки, многократно превосходящие по своему содержанию деньги, взятые на игру.
Радуясь победам своих узкоглазых товарищей, офицеры то и дело подруливали к фуршетному столику и отмечали, соответственно, их успехи. Вникать в правила игры им совсем не хотелось. Зачем разучивать то, во что никогда играть не придётся, и когда столик волшебный рядом? Да и вообще, игра корейская сразу офицерам не понравилась, так как чересчур заумной да нудной была. Даже если разучить её, всё равно на аэродроме не приживётся. Три колоды, во всех отношениях – неудобная штука: и носить плохо, и от начальства тяжело прятать. Вот и стали товарищи офицеры подумывать: как бы им вообще игроков оставить, пододвинуть стулья к столику да и пировать преспокойно себе?