Шумерский лугаль
Шрифт:
Сразу пошел к заливу Таджура, расположенному рядом с юго-восточной оконечностью Баб-эль-Мандебского пролива. Судя по иероглифам, которые были на одном из кожаных мешков, захваченных нами в прошлом году, ограбили мы египетских купцов, точнее, той страны, которую в будущем будут называть Египтом. Я решил, что наверняка они торгуют не только с Пунтом, а поскольку все морские пути здесь идут через Баб-эль-Мандебский пролив, там их и надо встречать.
В будущем я навещал залив Таджура (Адская пасть) дважды. На его южном берегу находился порт Джибути, столица одноименного государства, в котором я грузился эфиопским кофе. У Эфиопии не было выхода к морю, поэтому торговала через иностранные порты. В сравнение с Сомалилендом, Джибути — рай на земле. Трущобы из черных вулканических камней, картонных коробок, листов от разломанных, металлических бочек и лоскутов полиэтилена составляли всего половину столицы. Остальное место занимали одно-двухэтажные кирпичные дома, а в центре — несколько трех-четырехэтажек. Наверное, запрещено строить выше минарета, который был больше похож на маяк.
Устав шоркаться по рынку, зашел в местную харчевню. В ней на открытой террасе на гриле запекали рыбу. Хозяин подвел меня к леднику — большому ящику с «сухим» льдом, на котором лежала свежая рыба. Я показал на небольшую барракуду, морскую щуку. У нее, как и у пресноводной щуки, узкое тело и вытянутая морда, только нижняя челюсть длиннее верхней. Вкусные только молодые особи, длиной до полуметра. Считается очень полезной для мужчин. А что из еды не полезно для мужчин?! В японских ресторанах барракуда — одна из самых дорогих рыб, а в Австралии считается национальным блюдом. Через четверть часа она лежала передо мной на мятой алюминиевой тарелке вместе с половинкой лимона, сок которого надо выжать на запеченную рыбу.
Возле порта зашел в бар, чтобы выпить прохладительный напиток, и приятно удивился, увидев, что можно заказать пиво и даже покрепче. Пиво эфиопское. Если само сочетание этих двух слов не рассмешило вас, попробуйте это пиво — и минута смеха вам обеспечена. Алкоголь в стране запрещен, но во многих местах продается свободно, без предъявления удостоверения личности гражданина другого государства, как у многих соседей. Власти здраво рассуждают, что аборигены покупать не будут, потому что кат намного дешевле и привычней.
Грузили нас долго, поэтому я провел один день на маленьком островке рядом со столицей, позанимался дайвингом. Сперва хотел съездить на соленое озеро Ассаль, потому что звучало, как Ассоль, возвращало в романтичную юность, но групповых туров туда не было, а таксисты требовали триста баксов и, вопреки обычаю, не торговались. Судовой агент потом сказал мне, что может организовать за сотню, что, зная африканские нравы, значило, что можно и за полсотни. Я вспомнил, что соленые озера видел в Крыму, не думаю, что африканские отличаются сильно, и предпочел потратить всего полторы сотни баксов и провести время приятнее. Утром катер — дау с дизельным двигателем и тентом почти над всем корпусом — за час перевез меня на остров Муча, низкий и плоский, с дюжиной кирпичных домов, одним из которых был дайвинг-клуб. Никого не интересовало, есть ли у меня сертификат аквалангиста. Если заплатил, значит, все есть. Сколотили группу из девяти дайверов, все туристы-европейцы, и пошли на дно. Опыт у меня небольшой, поэтому делал, как все. Я не знал, что эти придурки приперлись в Джибути, чтобы полюбоваться китовыми акулами. Плыву себе в хвосте. Вода мутная, полная планктона, видимость плохая, любоваться нечем. Я уже начал жалеть, что выбросил деньги на ветер. Еще подумал, ладно, я здесь случайно, но зачем эти придурки поперлись в такую даль и потратили кучу денег?! Вдруг все рванули в одну сторону. Поплыл за ними и увидел впереди что-то темное длиной метров восемь и шириной полтора-два. Позже мне сказали, что это была китовая акула. Свое название она получила потому, что тоже питалась планктоном. В момент встречи я не знал, чем питается, но по спинному плавнику догадался, что это акула. Признаюсь честно, очканул малехо. К тому времени я уже видел, как акулы откусывают конечности самоуверенным болванам, поэтому близко к ней не приближался. Члены моей группы наоборот прицепились к ней, как пьяная баба к телевизору. Плыла китовая очень медленно в сравнение с другими акулами, поэтому одни дайверы поглаживали ее бурую в белых пятнышках спину, другие — белый живот, а самый
К тому месту, где будет Джибути, в далеком прошлом я не добрался, так что не узнал, было ли какое-нибудь поселение на его месте. Мы застряли в самом начале бухты, потому что задул редкий в этих местах западный ветер. Можно было бы пойти на веслах, но я решил не издеваться над экипажем. Днем жара стояла за сорок градусов. Поэтому поджались к северному берегу бухты, где и пережидали в небольшой бухточке.
Как оказалось, и правильно сделали. Из Баб-эль-Мандебского пролива с попутным ветром выскочил караван из пяти судов, похожих на захваченные в прошлом году, может быть, египетских или торгующих с египтянами. Мы пошли на перехват каравану на веслах. Скорость у нас была от силы узла три. Встречные суда заметили нас, какое-то время продолжили следовать прежним курсом, навстречу нам, после чего все вдруг опустили паруса, развернулись через левый борт и на веслах пошли в обратную сторону, навстречу ветру и течению, которое летом из Красного моря в океан.
Суда были нагружены основательно, поэтому скорость была на самую малость, но ниже, чем у нас. И началась монотонная многочасовая гонка. Я знал, что так и будет, поэтому сразу лег под тентом на овчину, положив под голову перьевую подушку привычной для меня формы, изготовленную моими рабами. Экипажу пока что все было в новинку. Матросы и солдаты, не занятые греблей, с нетерпением поглядывали на удирающие суда, выкрикивали угрозы, подгоняли гребцов. Им не терпелось побыстрее стать богатыми. Наверное, уже поделили в уме добычу, хотя большинство не умеет считать и знает всего две цифры — «мало» и «много».
Первое судно мы догнали уже в сумерках. Оно отстало от других кабельтова на три, хотя вроде бы нагружено было не больше остальных. Видимо, недостаточно выкладывались во время гребли. В итоге произошел естественный отбор. Приблизившись метров на сто двадцать, мы начали обстрел из луков. Я объяснил лучникам, что надо стараться попасть по рулевым, которые пытались спрятаться за большие деревянные щиты, и под тенты, в гребцов. Первые стрелы вреда не причинили, но потом одна угодила, видимо, в гребца, сидевшего на правом борту. Весло осталось в воде, соседние зацепились за него, сбились с ритма. Судно рыскнуло вправо, несмотря на старания рулевых, которым пришлось для этого выйти из-за щитов, что для троих стало роковой ошибкой. Четвертый рулевой попытался вернуть судно на прежний курс, но было уже поздно. Мы сократили дистанцию метров до пятидесяти, и мои лучники пронзили его двумя стрелами, после чего принялись за гребцов. Я крикнул капитану второго своего судна, чтобы, закончив захват приза, дрейфовал здесь, ожидая меня, а сам продолжил погоню.
Поняв, что их ждет, остальные купеческие суда повернули к африканскому берегу, хотя он здесь был рифовый, неудобный для высадки. Добрались до него уже в темноте. Было новолуние, так что я не видел ни черта, но слышал крики, шум выгрузки. Подойти ближе не решился, чтобы не угробить свое судно. Прошел вперед на пару миль, после чего лег в дрейф, чтобы к утру течение снесло нас к купеческим судам или немного дальше.
— Всем, кроме вахты, спать! — приказал я. — Завтра у нас будет тяжелый день.
На этот раз я ошибся. День выдался намного легче предыдущего. Течение снесло нас мили на полторы юго-восточнее места высадки купцов, но два их суда оказались еще дальше, примерно в полумиле от нас. Куда делись еще два, можно было догадаться по плавающим тут и там предметам — корзинам, деревяшкам, тряпкам… Как догадываюсь, брошенные у края рифа суда потащило течением вдоль него и двоим распороло корпус. Экипажи этих судов на берегу я не заметил. Может быть, прятались за холмами. Впрочем, их судьба меня не интересовала. Я выслал экипажи на оба приза. На одном завели пластырь, потому что имело пробоину ниже ватерлинии и подтекало немного, и пошли к другому нашему судну, которое милях в четырех дрейфовало вместе с первым призом.
77
Добыча оказалась не такой ценной, как в предыдущем году. Это были, так сказать, товары народного потребления, причем не самого высокого качества: ткани, керамическая и бронзовая посуда, бронзовые зеркала, заколки, поделки из слоновой кости, статуэтки, украшения, оружие, доспехи… Египетские мастера — или откуда везли все это?! — пока что уступали шумерским и мелуххским. Я подумал было, что купцы успели сгрузить на берег самое ценное и унести, но и на первом захваченном судне был такой же набор товаров. Меня заинтересовали только ткани, покрашенные пурпуром, и вино в больших глиняных кувшинах с простеньким черным орнаментом. Было оно красным, приятным на вкус и намного лучше шумерского. Где его изготовили — угадать мы не смогли, а ответить было некому, потому что всех членов экипажа первого судна перебили. Явно не в Египте. Там не лучшие условия для виноградарства. На ум приходили греки, но, насколько я помнил, появятся они не скоро. На остальные товары нашлись покупатели. В основном это были купцы, торгующие с горцами, для которых даже египетские товары — предел мечтаний. Нашлись покупатели и на суда. Все равно за три приза мы получили всего лишь чуть больше, чем за два, захваченные в прошлом году.