Шумерский лугаль
Шрифт:
75
Я посещал порт Бербера в две тысячи третьем году после рождения Христа. Тогда это был самый крупный и важный порт непризнанного государства Сомалиленд, которое отделилось от погрязшего в войнах и разваливающегося Сомали. Раньше это была британская колония, потом получила независимость, немного побыла самостоятельным государством и объединилась с бывшей итальянской колонией, называемой Сомали. Совместное проживание продолжалось недолго по историческим меркам. За неделю до нашего прихода в порт прошел референдум по новой конституции Сомалиленда, которая объявляла страну независимой. Мое судно привезло молодому и непризнанному государству гуманитарную помощь по линии Организации Объединенных Наций. В то время сомалийское пиратство набирало обороты, и на моем судне были три охранника, вооруженные американскими винтовками М-16, из польской частной военной
Гавань в Бербере лучшая на этой части побережья Африки, защищенная от ветров и волн. Правда, несколько полузатопленных, ржавых судов портили навигационную обстановку. Портовые сооружения появились при помощи советских товарищей, которые за это лет десять имели здесь военную базу. Затем американцы предложили больше — и дружба моментально кончилась. Один из наших охранников, русский из России, как раз в то время, благодаря хорошему английскому, служил здесь командиром взвода морских пехотинцев, охранял нашу базу. Он рассказал мне, как им дали неделю на то, чтобы убраться из страны; как дома, где они жили, построенные русскими на русские деньги, закидывали камнями; как орали им в спину и бросали камни, увидев на улице; как в аэропорту во время досмотра багажа забирали все ценное, пока у наших не кончилось терпение и дали отпор… И делали им все эти гадости люди, всего несколько дней назад клявшиеся в любви и дружбе, причем многие получили на халяву образование в СССР.
Мы прошлись с охранником по Бербере. Сказать, что город запущен — ничего не сказать. Половина построек была из камней, веток, картона, тростника и полиэтилена. Самыми новыми были дома, возведенные нашими лет тридцать назад, которые с тех пор ни разу не ремонтировались. Район назывался Москва. Наверное, чтобы помнили, кого в свое время так ловко кинули. Дороги разбитые, будто по ним несколько месяцев шли танковые колонны. На улицах кучи мусора, а между старыми, дребезжащими машинами бродят верблюды и козы. В некоторых дворах были «кинотеатры» — стоящий на ящике телевизор, в которых за небольшую плату с утра до вечера мужчины смотрели футбол. Женщинам такое искушение было запрещено. Молодые деревья, попадавшиеся изредка между домами, защищены от коз мощными заграждениями метра три-четыре высотой, сложенными из камней. Старые высокие деревья росли на свободе. Знакомиться с местной кухней я побрезговал. В Африке правила гигиены считают предрассудком. Верблюд никогда не моется, а какой здоровый! Все население жевало кат и мечтало захватить торговое судно. В то время страховые компании уже заплатили выкуп за несколько судов, чем надолго развратили аборигенов. С наступлением темноты нам настойчиво рекомендовали не сходить с судна. Впрочем, делать в городе все равно было нечего, потому что электричество на ночь отключали. Для меня было загадкой, зачем местному маклаку потребовались электрические лампочки. Я обменял пару на корзину фруктов.
К тому месту, где через несколько тысяч лет будет порт Бербера, я и направил свои суда. Мне сказали, что где-то здесь есть город-государство Пунт, который шумеры называют Маган. Само собой, я не собирался его завоевывать, хотел лишь нанести дружественный визит, посмотреть, кто и как там сейчас живет.
Вышли мы восточнее, а потом вдоль берега добрались до Пунта. Это был сравнительно небольшой город, защищенный крепостной стеной высотой метра четыре с половиной, сложенной из камня и сырцового кирпича. От шумерских отличался башнями, которые были метра на полтора выше стен. Зато пригороды были больше и состояли из хибарок на сваях, крыши и стены которых были из тростника и пальмовых листьев. Посмотрел я издали на это убожество, поломал голову, зачем дома на сваях, потому что приливы здесь низкие, придя к выводу, что, наверное, для защиты от всяких ядовитых представителей фауны, которых здесь много, и подумал, что делать мне там нечего. Сил на захват города сейчас мало, так что не было смысла набраться местных блох и вшей или наступить на хвост змее. Тем более, что северо-западнее города виднелись силуэты трех двухмачтовых судов, идущих на веслах в сторону Красного моря. Я подумал, что они компенсируют мне время и деньги, потраченные на путешествие сюда.
Гнались мы за ними часов пять. Догадавшись, зачем мы преследуем, на всех трех судах налегли на весла. Мы шли быстрее примерно на узел, и было понятно, что нагоним до наступления темноты. Когда дистанция сократились до мили, купеческие суда подвернули к берегу и высунулись носами на песчаный пляж. Экипажи сошли на берег и приготовились к бою. Было их сотни полторы. Впереди стояли в две шеренги копейщики с прямоугольными щитами, оббитыми кожей. Наконечники у копий каменные.
Мы подошли к берегу, повернувшись к нему левыми бортами, но на мель не вылезали, чтобы была возможность маневрировать. Да нам и незачем было приближаться на дистанцию досягаемости их луков. Наши били дальше. Была возможность расправиться с ними безнаказанно.
— Сперва по лучникам! — приказал я.
Враги не ожидали, что мы свободно достанем их на дистанции метров сто пятьдесят, поэтому почти полторы сотни стрел, выпущенные одновременно, оказались для них неприятной неожиданностью, причем настолько, что уцелели всего человек десять, да и те вскоре погибли. После чего мои лучники взялись за копейщиков. Пробить щиты с такой дистанции не получалось, но и копейщики не могли спрятать за ними сразу все тело. То один, то другой получал стрелу в лицо или ноги. Поняв, что долго не продержатся, копейщики начали пятиться.
Когда враг, сильно поредев, вышел из зоны обстрела, я приказал:
— Лодки на воду! Абордажным партиям грузиться!
Никто не помешал моим воинам столкнуть все три судна с мели и отвести их от берега. Уцелевшие члены вражеских экипажей издали наблюдали, как происходит смена собственников.
Суда были длиной метров двадцать и шириной шесть-семь, с деревянными корпусами, набранными встык из коротких досок, палубные, по шестнадцать весел с каждого борта, двухмачтовые, с прямыми и очень широкими парусами. От мачт к корме шло по несколько канатов, привязанных на разных уровнях, из-за чего напоминали громадные струнные инструменты. Паруса из двухслойной шерстяной ткани с кожаными горизонтальными полосами шириной сантиметров десять, пришитыми сантиметров через тридцать. Корма приподнята и с балюстрадой. На ней с каждого борта по рулевому веслу, большому, на двух рулевых каждое. В полуюте не жилые каюты, а кладовые для продуктов и воды в больших глиняных кувшинах и особо ценных товаров — кожаных сумок со слитками золота, мешочков с жемчугом и корзин с миррой и ладаном. В трюмах были слоновая кость, черное дерево, бруски мышьяковой бронзы, шкуры бегемотов, жирафов, зебр, львов, леопардов, живые обезьяны и попугаи в клетках. Эти товары пользовались в Шумере особым спросом и стоили дорого. Если довезем все, то третья часть — одно судно с грузом — будет поделена между воинами. Каждому перепадет столько, сколько он зарабатывает лет за пятнадцать-двадцать.
76
Лагаш стремительно растет и богатеет. Еще пару лет назад внутри новых крепостных стен были пустыри, а теперь занято всё, и опять появились пригородные слободы. Я подумал было построить еще одну стену и защитить эти слободы, но потом вспомнил, что города склонны к «пульсации», то разрастаются, то сокращаются. Большие пустыри в Константинополе навсегда впечатались в мою память. Так что нынешней защищенной территории хватит в случае нападения врагов и для жителей слобод, а если население сократится, то за их счет. Уделил больше внимания водоснабжению и канализации. В первую очередь, чтобы они не пересекались, что часто наблюдал в Западной Европе до конца восемнадцатого века. Помню объявление в одном английском городке, призывавшем жителей не сливать нечистоты в реку пару дней, потому что надо набрать чистой воды для изготовления пива к празднику.
Следующий паводок был средних размеров, не причинивший особого вреда. Купцы-разведчики донесли мне, что за пределами Калама всё тихо и спокойно, никто не рискует напасть на черноголовых. Внутри мутит воду неугомонный Гильгамеш, собравшийся сделать своим данником Бар-тибиру (Крепость медников). Согласно шумерским мифам, именно в этом городе черноголовые получили от богов знания и умения по обработке меди. Самые лучшие кузнецы-медники до сих пор проживают там. Большую часть меди и олова, привозимого из Мелуххи и других мест, мои купцы продавали в Бар-тибире. Видимо, богатство этого города не давало покоя Гильгамешу. В одиночку такая крепость ему была не по зубам, поэтому пытался сколотить коалицию. Как по мне, этому хвастуну не по зубам была ни одна крепость. Не знаю, считал ли так Мескиагнунна, но на этот раз у него хватило ума отказать деверю.
Узнав это, я со спокойным сердцем отправился к берегам Африки за добычей на двух новых судах, построенных к лету. Старые пусть служат купцам. Не только же моим воинам богатеть! Прошлогодняя добыча сделала их зажиточными людьми. Многие купили новые дома или поля и рощи. Казалось бы, живи себе припеваючи, так нет, опять рвались в поход. Думаю, дело не только в жадности, желании хапануть еще, но и в жажде приключений. По крайней мере, я отправлялся в поход потому, что скучно было сидеть дома.