Шустрое ребро Адама
Шрифт:
И мы пошли вызывать милицию. И в самом деле, не лежать же трупам в сауне весь день. Хоть мы и отключили обогрев, но температура там все равно была дьявольская, а июньская жара охлаждению нисколько не способствовала. Так что братья уже начали нехорошо попахивать. Можно было бы их, конечно, перетащить в холодильник. Он был огромный и словно специально созданный для таких вещей, но мы побоялись упреков милиции.
Впрочем, упреков, расспросов и подозрений мы все равно не избежали. Нечего было и надеяться на благодарность стражей порядка,
— Почему же вы не вызвали нас сразу же, как только обнаружили тела? — скандально повысив голос, осведомился худенький белобрысый сержант по фамилии Сверчок.
Удивительное совпадение, но этот человечек действительно страшно напоминал это насекомое, так что не зря судьбой ему была предопределена такая фамилия.
— Как-то не сообразили, — брякнула Мариша, которая в предчувствии схватки уже распрямляла плечи и набирала в грудь побольше воздуха.
— Не сообразили? А вот по соседям пройтись — это вы смекнули, — продолжал разоряться Сверчок. — Что это за самодеятельность? Как мы теперь сможем определить, в котором часу были убиты пострадавшие? Сейчас это сделать намного сложней, чем если бы вы вызвали бригаду сразу же.
Чтобы его утихомирить, пришлось сказать, что мы не нашли в доме телефона и пошли искать его по соседям, а заодно уж и порасспросили их, не видел ли кто чего.
— Ну и как? — уже потише спросил Сверчок.
— Что — как? — с невинным видом спросила я.
— Так что вам удалось узнать?
— То же, что и вам, — сказала я. — Ничего.
— Ошибаетесь! — обрадовался Сверчок. — Хоть мы и прошлись по дому значительно позже вас, но мы-то профессионалы. Нам удалось узнать, что преступник, скорей всего, приезжал на темной машине. Свидетель колеблется, то ли темно-серая, то ли темно-синяя.
— Повезло вам, — почти без иронии протянула я.
И в самом деле, найти хоть какого-то свидетеля после того, как Мариша постаралась устранить их всех, было просто чудо. А сержант о чем-то задумался.
Мы начали постепенно отступать к улице, надеясь потихоньку слинять, но он очнулся и поманил нас обратно пальцем.
— Я совсем забыл у вас спросить, а почему вы тут вообще оказались? — спросил Сверчок.
— Погибшие были нашими друзьями, — всхлипнула Мариша. — Мы приехали их навестить.
— Надо же, какое совпадение. И давно вы их знали?
Вопрос поставил нас в тупик. Говорить, что узнали мы о существовании братьев всего пару дней назад, а познакомились с ними и вовсе только вчера, как-то не хотелось.
— Уже прилично, — сказала Мариша. — Точнее не скажу. Вчера мы с ними славно кутнули, но затем они неожиданно исчезли.
— Как так?
— Представляете, мы просто шли по улице, уже подходили к их дому, как вдруг смотрим, а их нет. Ничего не понимая, мы с утра начали их разыскивать.
Поехали сюда, на их дачу. И еще друзей для компании прихватили. В общем, обычная история.
Но, похоже,
— Очень странно, — заметил он. — Говорите, просто пропали, когда вы с ними гуляли?
— Да, когда гуляли, — кивнули мы.
— Не обижайтесь, но все-таки… Скажите, что вы делали сегодня рано утром? — спросил Сверчок.
— Были в милиции, — бодро ответила Мариша. — Нас случайно забрали, когда мы бродили по улицам и искали наших пропавших друзей.
Сверчок выразительно приподнял брови, и они исчезли где-то под волосами.
— Вы сами-то верите в то, что говорите? — спросил он.
Следователь отпустил Серафиму Ильиничну через полчаса после ухода ее племянницы, и в коридоре Серафиму Ильиничну поджидала только сестра — воплощение недовольства и гнева. Едва лишь дверь в кабинет следователя закрылась, Тамара Ильинична поднялась во весь свой рост и закричала:
— Ну, знаешь!.. Твоя наглость переходит всякие границы! Что ты накинулась на Маришу? Девочка ради тебя старается, жизнью рискует, а ты вздумала ее упрекать, мол, она у тебя мужа украла. Да ты в своем уме? Зачем Марише понадобилось бы похищать твоего Валериана? Как у тебя только язык повернулся сказать такое? Да еще при посторонних…
— Да, я виновата, у меня в голове после случившегося прямо какой-то кавардак, — вполне натурально заплакала Серафима Ильинична. — Ничего не могу сообразить.
Заплакать ей никакого труда не составляло, так как Картохин держался с ней крайне вызывающе — угрожал разоблачением и уверял, что ему все известно о делишках Серафимы Ильиничны. К концу допроса бедняжка и сама поверила, что виновна. Но вот в чем, она никак не могла взять в толк, и это еще больше ее расстраивало.
Увидев слезы сестры, Тамара Ильинична расчувствовалась и тоже начала всхлипывать.
— Ты пойми, мне, как матери, больно, когда моего ребенка обижают, да еще незаслуженно, да еще родная тетка. Ну как ты могла такое подумать?
— Я уже ничего не знаю, — рыдала Серафима Ильинична. — Мариша чудесная девочка, я ее очень люблю. А следователь говорит, что это я похитила. Валериана. У него и доказательства есть.
Услышав про доказательства, Тамара Ильинична перестала плакать и в изумлении уставилась на сестру.
— Ну и ну… — протянула она. — Не ожидала от тебя такой прыти. А как же звонок от сегодняшних похитителей? Ты его придумала?
— Как это придумала?! — возмутилась Серафима Ильинична. — Звонок был. Но я не успела его записать, поэтому теперь в милиции не верят, что он был.
А что за доказательства у милиции, я тоже не спросила. Видишь, какая я дура. Ой, сердце! Умираю!
Тамаре Ильиничне и в самом деле почудилось, что сестра умирает. Но оказалось — ложная тревога. Стоило принести холодной воды и выплеснуть ее на Серафиму Ильиничну, как та мигом очнулась и, вскочив на ноги, начала фыркать, словно кошка.