Шут из Бергхейма. Книга третья. Слуги Еммануила
Шрифт:
– Давай так… – сказал я чуть позже. – Если без имен. Ваш Неназываемый разговаривает с вашим королём? Не сочти меня грубияном, но в моих краях те, кто говорит с богами, обычно оказываются в священных белых храмах с мягкими стенами. На них красивые белые одежды с завязанными за спиной рукавами. Вокруг много добрых служителей, который с радостью подносят дары, три раза в день, перед едой. Иногда внутримышечно.
– У нас не так. Храм Принесшего Жертву закрыт для простых смертных, потому что стоит на месте казни Еммануила, – небольшая задержка перед знамением, – лишь тем, кто властвует над народом
Я многозначительно поднял брови. Фанатики. Ясно.
Мы поравнялись с путником. Широкоплечий, загорелый детина в простой рубахе, опоясанной веревкой. Лицо обветренное, улыбающееся. Он задорно оскалился белозубой улыбкой, почувствовав мой взгляд. Сдвинул шапку на затылок. В руках мужичок сжимал дорожный посох. Правда, по-моему, чуточку великоватый для комфортного путешествия.
Едва мы опередили странника, тот вдруг резко перевернул палку, на конце которой обнаружилась петля. Мой конь всхрапнул и прянул в сторону, а вот боевой жеребец Тристана оказался спокойнее и рванулся только когда удавка оказалась на шее молодого рыцаря.
Мой провожатый грохнулся на землю. Из высокой травы слева и справа от дороги показались люди. Шесть вооруженных простолюдинов. Все шестидесятого уровня.
Репутация с Лига Равенства – нейтральная
Детина прижимал шею Тристана к дороге и смотрел на меня. Многозначительно
– Доброй дороги, воскрешённый. Робин Шапка не враг тебе, – произнес он. Звали его Большой Джон. Какая-то инверсия прямо. Или халтура.
Рыцарь хрипел, пытаясь освободиться. Его коня уже взяли под уздцы. Лесные братья обступили поверженного посланника короля. В руках одного из них сверкнул нож.
– Стопэ, – вмешался я. Спешился. За мною наблюдало семь пар внимательных и спокойных глаз.
– Дела Лиги не мешают делам воскрешённых, – мягко проговорил Большой Джон, всё также прижимая Тристана к земле.
– На данный момент мешают, – ответил я.
Рыцарь вяло ударил по посоху, пытаясь сломать его, но только затянул петлю сильнее.
Шестеро развернулись ко мне. Оружия стало больше.
– У нас очень хорошие отношения с За-за-заикой. Знаешь такого? – сказал Джон.
– Н-н-нет, – машинально передразнил его я. Видимо, кто-то из игроков. Не помню такого в Роттенштайне. Но это неважно. Если меня убьют – то от респа я буду ползти до рыцаря, теряя здоровье, и вряд ли доползу. Карту не изучал, может и рядом он, а что если в паре километров?
А если завалят Тристана – как оно всё сработает? Этот-то не оживёт. Значит и мне… того… По спине пробежались мурашки.
Я выудил хлыст, во вторую руку взял нож с бонусом на криты.
– Вали железного, – скучным тоном бросил один из братьев. Крутанул клинком, разминая кисть.
– Ни в коем случае, – ответил Джон. – От мёртвого нам проку нет. Разберитесь с этим.
Разбойники разошлись по сторонам. Я же попятился, чтобы видеть всех разом. Двигались бандиты плавно, неторопливо. Понять, кто первый пойдёт в атаку – невозможно. Не переглядываются, жестами не обмениваются. Опытные хмыри. Трое с мечами, двое с топорами, у последнего клевец.
Определив сектор, я полоснул «Душевной раной» и ринулся в атаку на самого левого из противников. Поднырнул под клевец, резанул ножом по связкам под коленом, перекатился, добавил заоравшему от боли разбойнику щупальцем, и, разрывая дистанцию, быстро наложил на каждого из лесных братьев унижение, добавив ещё одно и Тристану. Для коллекции.
Движения бандитов стали будто чуть замедленнее. Отоварив каждого из противников щупальцем, я остановился, сделал танцевальное па.
– А теперь, ребятки, время веселиться!
Разбойники ринулись в бой. Я же швырнул в инвентарь нож и щупальце, выхватил два меча с максимальным дпс, и как только до меня добежал первый из нападающих – врубил «Кураж». Сталь бандита скользнула по кожаной куртке, а я вогнал свой клинок ему в живот, выдернул, развернулся и обрушил удар второго меча на голову. Клевец упал на землю. Затем в пыль повалился и убитый. А я уже кромсал следующего противника.
Несмотря на неуязвимость – обезьянья ловкость тоже работала, и система дёргала меня из стороны в сторону, уклоняясь от атак. Взмах, меч встречает плоть, пусть и цифровую, рассекает её. Разворот, наотмашь. Хруст костей. Крики. Брызги крови. Два клинка в одно тело разом, выдернуть, отскочить и от плеча, со всей дури, встретить следующую цель.
В груди будто расправился давно сжатый комок. По телу разлилось приятное тепло. Проклятье, мне нравилось бить. Даже когда неуязвимость закончилась, и я пропустил болезненный удар в бок, на двести хитов, упоение никуда не исчезло. Уклониться, развернуться, обманный финт левой, смертельная атака правой, отскочить, парировать. И вонзаться дальше. Всё получалось. Каждое движение.
С людьми драться удобнее, чем с различными монстрами. У них всё просто и понятно. Не хватало только реплик в духе «Обходи, обходи эту шелпупонь» из приснопамятной игры. Четвертому разбойнику я срубил голову с разворота, как будто комбо в Ведьмаке выдал.
Труп рухнул мне под ноги. Я огляделся. Остался один мечник и один боец с топором, едва держащийся на ногах. Большой Джон что-то орал им, прижимая рвущегося Тристана к земле.
– Крутотень, – признался я оставшимся. – Реальная крутотень.
Резким взмахом стряхнул кровь с клинков и двинулся к мечнику, в ожидании, когда яд догрызет бандита с топором. Разбойник спарировал один удар, пропустил второй. Попятился под моим напором. Попытался прикрыться рукой.
Я отрубил её, пнул разбойника ногой в грудь и пригвоздил его к дороге. Повернулся к последнему, чтобы увидеть, как он валится на дорогу.
– Крутотень! – выдохнул я, только сейчас осознав, что улыбаюсь.
Большой Джон выругался. Посмотрел на Тристана, на меня. Отбросил посох и нырнул в траву.
Гнаться за ним я и не собирался. Внутри танцевал бразильский карнавал. Ощущения победы сказочное. Непривычное. Божечки-кошечки, как же это, оказывается, круто! Просто рубить. И побеждать!
– Я в восторге!
– Спасибо, воскрешённый, – Тристан с трудом сел. Взгляд гордый рыцарь прятал. – Я не ожидал нападения. Ты спас меня. Жаль, что не удалось спасти мою честь.