Шутка Хаоса
Шрифт:
Расслабился ты, старик…
Потерял контроль.
Нет абсолютно совершенных людей, и черный маг не был исключением. Весь его безупречный замысел поставило на грань собственное честолюбие. Он мог заранее возвести барьер, и ему сейчас не приходилось бы отклонять несущие смерть стрелы, а так момент потерян.
Эрвин понимал, что с последней стрелой к нему придет смерть. Мессир, не моргнув глазом, уничтожит его как надоедливую муху. Эльф не хотел умирать, более того — он боялся. Но страх перед смертью — это нормальное явление, ненормально не испытывать этот страх.
— Убить! — вдруг закричала сгорбленная фигура, закутанная в бесформенные лохмотья. — Уничтожить мятежника! Да что же вы застыли столбом, олухи?! Прикончить остроухого!
Ближайшие сорги дружно шагнули вперед и выставили пики, повинуясь команде горбуна. Железные наконечники устремились к эльфу.
Волна странного восторга подкатила к сердцу, растекаясь по венам, подобно огненной лаве. И пусть сегодня ему предстоит погибнуть, но он не побежит, сверкая пятками, прочь, словно трус в поисках спасения.
Сорги неумолимо приближались, когда Эрвин выпустил последнюю стрелу.
Все, что мог, он сделал. От него больше ничего не зависело.
Что же, видно такова его судьба…
Толпа пришла в беспорядочное движение, засуетилась, загудела, а эльф, словно наяву видел свое тело, пронзенное десятком пик.
Легкий, почти неуловимый порыв воздуха заставил скосить глаза и заметить рядом Керон. В протянутой руке посвященной покоился восьмилучевый медальон. Она шептала молитвы Самоэлю, но Эрвин не смог разобрать слов в поднявшемся вокруг гуле.
Яркая вспышка вырвалась из медальона и ослепила нападающих. Некоторые из соргов от неожиданности уронили древки, другие отступили, прикрывая глаза от режущего священного света.
Свечение все нарастало, осветив всю городскую площадь. Керон стояла, раскинув руки. Внезапно поднявшийся ветер трепал огненные волосы и полы белой тоги. В этот миг она была похожа на эфемерное создание, невесть каким образом спустившееся в грешный мир.
Эрвин невольно залюбовался. Никогда прежде посвященная не была такой прекрасной и никогда ей такой уже не быть, но это мгновение, образ явившегося чуда, навсегда останется в сердце эльфа.
— Вовремя ты, — его глаза встретились с пытающим взором посвященной. — Еще бы чуть-чуть…
— И тебя бы оставили без ушей, — иронично отозвалась Керон. — Я не в восторге от того, что приходится спасать твою шкуру, но равнодушно смотреть, как тебя убивают, мне не позволяет вера.
— Н-да уж, — сухо произнес эльф, доставая из-за спины саблю. — Высокомерие никогда тебя не оставит.
Керон не удостоила его даже взглядом. Ее губы снова шептали молитву.
Да, Керон спасла ему жизнь (или отсрочила смерть?), но времени на благодарности не было, как и желания. Когда-нибудь он сполна вернет ей долг, а сейчас его ждет бой.
Рубя клинком в разные стороны, он вошел во вражеский строй, как нож в масло. Сорги, попавшие под лезвие его сабли, моментально превращались в камень.
Все более или менее, шло по плану. Стража у помоста занята серильским воином, Мессир ослеплен священным сиянием посвященной. Пора бы и Ташину проявить себя, но время шло, а взрыва так и не было.
***
— И как же вам удавалось все это время скрываться в тени? — Рэль сидела за дубовым столом, лениво откинувшись на спинку, и попивала горячий чай. Она выглядела полностью спокойной, напоминая кошку, что нежится под теплыми лучами солнца, и сидящий напротив Лютый поражался ее безразличием.
Совсем недавно за ее друзьями захлопнулась дверь. Он знал, что они отправляются на гибель. Знала ли об этом полуэльфийка? Знала, но продолжала делать вид, что ей плевать или, возможно, так и было — кто знает? Чтобы судить справедливо, нужно знать истинные мотивы и намерения, а он не понимал, чем руководствовалась эта девица.
Ой, непроста девчонка — себе на уме. Такому человеку как она Лютый никогда не доверил бы жизнь, не поверил бы ни одному ее слову.
Да, она сверкала по-своему, притягивала взгляды, заставляла восхищаться собой, но отчего-то лидеру сопротивления казалось, что за всем этим внешним блеском, в самом дальнем уголке ее души притаился зверь, способный разорвать любого, кто встанет на пути.
— Понятия не имею, — пожал плечами Лютый. Он и сам частенько задавался этим вопросом. — Возможно, ему просто не до нас. Он ничего не знает или же знает, но опасается восстания и не спешит засунуть руку в спокойный муравейник. Зачем тревожить то, что пребывает в покое?
— Или не видит в вас угрозы. Скорее всего, так, чем иначе, — Рэль презрительно посмотрела на Лютого. — Да, такова печальная истина — вы для него не опасны, и он не хочет тратить на вас ни времени, ни сил. Хочешь услышать правду? — и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Вы никогда не избавитесь от гнета, покуда сидите здесь и прячетесь в норах, словно крысы. Глупо уповать на то, что он ничего не знает о вашей организации. Ибо такие лисы, как он никогда и ничего не пропускают мимо своего носа. Шаг за шагом, одного за другим… Он избавится от каждого из вас. И ему некуда спешить, потому что вы тоже не торопитесь.
Эта беловолосая девчонка чем-то напоминала ему покойную и до сих пор любимую жену. Нет, не обликом. У его Сторы волосы были черные как вороново крыло, глаза — голубыми. Ростом она была намного выше Рэль, да и особой красотой не славилась. Что-то общее было в характере. Властность? Возможно.
А может, он просто выдумывает и ищет что-то родное в совсем незнакомом человеке.
Так! Стоп! Ты сейчас снова начнешь вспоминать те счастливые дни, которые уже не вернуть, и сердце снова наполнится ноющей болью. К сожалению, печаль не приходит одна — ее сопровождает град холодных звезд, что наполняет душу.
И все-таки прекрасно, что окружающие люди не могут заглянуть в его суть, иначе захлебнулись бы печалью и тем горьким отчаянием, что уже долгое время пожирает его изнутри.
Он заставил себя отбросить воспоминания о жене, и любимый образ поплыл, растворяясь в памяти. Судьба — нелепая шутница, одной рукой подарила ему самое дорогое на свете, другой отобрав дар.
— Они уже на площади, — его вырвал из печальных раздумий голос Рэль. Она сидела с закрытыми глазами, недопитая чашечка чая так и застыла, поднесенная к тонким губам. — Что-то пошло не так…