Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)
Шрифт:
Отдыхающие устраивались на пляже, подставляли бока солнцу. Те, кто брал лодки, крутились тоже неподалеку. Изредка самые смелые влезали в холодную осеннюю воду и, побарахтавшись минуту, выскакивали на берег, рысью трусили к ларьку — там продавали вино в розлив.
Если бы глянуть на озеро с высоты, то можно было бы увидеть, что напоминает оно гигантскую подкову: в центре полукружья находился пляж, а края «подковы» терялись в мелколесье, обступившем берега. Там было глухо, стеной стоял камыш, чистая вода ленточкой вилась
Галя оставила в залог свой паспорт, покрутилась на лодке недолго возле пляжа, чтоб ее получше запомнили, и погребла в дальний край озера. Она не вернулась ни через час, ни к вечеру. Уже ушли последние пляжники, стемнело, поднялся сильный ветер, волна ударила в пристань.
Часов около девяти вечера лодочник, терпеливо ждавший задержавшуюся клиентку, поднял тревогу. В розысках пропавшей участвовала милиция. Нашли перевернутую лодку — волна прибила ее к противоположному берегу. На следующий день в камышах выловили кое-что из Галиной одежонки: зацепилась за куст ивняка голубая косынка.
Пытались сетями прочесать то место, где, по предположениям, могла перевернуться лодка. Но там дно неровное, коряги, густо переплелись водоросли.
По паспорту определили, что утонула методист Дома народного творчества Галина Шеремет.
А Галя в это время пробиралась в сотню Буй-Тура. Ей нельзя было ехать рейсовым автобусом — вдруг знакомый в пути встретится или еще какой-нибудь случай? Она все предусмотрела, Гуцулка: дома оставила все свои вещи так, будто вышла ненадолго погулять. После того как перевернула лодку и, проплыв сотню метров по извилистой полоске чистой воды, выбралась на берег, спросила Лесю:
— Одежду принесла?
— Все купила, как ты велела…
Леся ждала ее, как условились, на берегу у приметного дуба.
Еще Леся принесла вещевой мешок с продуктами и оружие — Галя, уходя, уничтожила свой тайник. Впрочем, в хате у нее обыск не делали. Не вызывала никаких подозрений методист Дома народного творчества.
Галя недолго постояла с Лесей на берегу, попрощалась. Наказала держать боевку в руках и с Беса теперь глаз не спускать, потому что в такой ситуации старый идиот может все бросить и удариться в бега, забиться куда-нибудь в глубь страны.
— Она так и сказала: старый идиот? — переспросил Мудрый.
— Ага, — подтвердила охотно Леся.
— Очень похоже на Гуцулку.
— И еще она велела передать вам, что хранит Бес шкатулку с драгоценностями, составлявшими казну куренного Рена…
— На большую сумму? — чуть прищурился Мудрый.
— Гуцулка говорила, что хватит до конца жизни…
— Ясно…
Мудрому теперь стала понятной неприязнь Гуцулки к Юлию Макаровичу: зная о драгоценностях, не доверяла она эсбековцу — мог тот в любую минуту исчезнуть. И у Мудрого тоже росло недоверие
— Откуда Гуцулка узнала о драгоценностях?
— Я ей сказала. Рен предвидел, что может Бес хвостом завилять, и незадолго до гибели предупредил меня: у Беса спрятана казна куреня, она принадлежит не ему, а тем, кто оружия не сложил. «Почувствуешь, что хочет от тебя избавиться или не очень верит тебе, — сказал Рен, — напомни ему про казну — там и твоя доля есть».
— Злата дала понять Бесу, что знает о драгоценностях? — Мудрый всерьез заинтересовался историей с казной и задавал теперь вопросы торопливо, будто опасался, что может потерять след, на который вышел.
— Дала понять! — насмешливо повторила его слова Леся. — Да она ему прямо предъявила обвинение в том, что он скрыл ценности от руководства.
— И что Бес?
— Вначале перепугался до синевы, а потом предложил Злате выйти за него замуж.
— Что, что?..
— Ага ж, сказал, что за кордон с пустыми руками только дурень уйдет. А он, Бес, не дурак, хоть остаток жизни проживет по-своему.
— Так, так… — Мудрый задумчиво поглядывал на Лесю, прикидывая, какую часть правды она ему выложила. Но и того, что он узнал, было вполне достаточно для определенных выводов.
— Злата, естественно, отказала ему?
— Естественно, — Леся выделила это слово, — нет. — И объяснила: — Зачем настораживать? Злата не сказала ни да, ни нет. А мне велела сообщить вам. «Мудрый, — сказала она, — сам разберется, что к чему и как дальше поступать с Бесом».
Злата, как старательная ученица, оставляла последнее слово за своим учителем. Это Мудрому понравилось.
— Значит, Галя Шеремет погибла дважды? — возвратился он к началу разговора.
— Да. А если бы не Бес, жить бы ей после воскрешения очень долго.
В голосе у Леси ясно звучало сожаление по поводу преждевременной смерти глубоко симпатичной ей Гали Шеремет.
— А уход Златы в сотню вы прикрыли примитивно. — Мудрый анализировал акцию, предпринятую Златой и Лесей, с позиций умудренного человека.
— Сами понимали. Но ничего другого придумать не смогли, — согласилась Леся. — Торопило время. Простенькая жизнь подлинной Шеремет оказалась ловушкой. Бес…
— Очень вы его ненавидите, — перебил девушку Мудрый. Он не спрашивал на этот раз — констатировал.
И Леся согласилась:
— Я вернусь на «земли» хотя бы для того, чтобы выкорчевать этот трухлявый пень.
— Ого! — Мудрого, казалось, забавляла горячность курьера.
— Только так!
— Ну вот что, — Мудрому надоела эта игра, и он отбросил благодушие. — Судьбу Беса не вам решать. У него немало и заслуг. Высшее руководство бросит на чаши весов его многолетнюю борьбу и нынешние ошибки. Что перевесит — посмотрим.