Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)
Шрифт:
Откуда, из какой клетки выпорхнул этот «Шпак» [22] , хлопчина с плечами тяжеловеса и «типично украинской» внешностью?
Впрочем, из какой клетки — ясно. Вот только зачем его выпустили?
Общеизвестно правило: курьер не та особа, с которой знакомят даже трижды проверенных, просеянных через самое густое сито службы безпеки.
Может быть, Мудрый просто приставил к ней охранника и осведомителя? Леся вспомнила взгляд Шпака: тяжелый, изучающий взгляд человека, знающего только одно ремесло — разбой.
22
Шпак — скворец.
…Леся едва успела привести себя в порядок, когда раздался деликатный стук и на пороге вырос Шпак.
Девушка окинула парня откровенно оценивающим взглядом. Был он в добротном сером костюме, тугой воротничок белоснежной сорочки хорошо оттенял смуглую кожу. Яркий галстук, лаковые туфли, плащ через руку, запах крепкого мужского одеколона — мелкий гендляр [23] довоенного Львова собрался в Стрыйский парк на вечерний променад.
Они долго ездили по большому западному городу — Леся хотела увидеть его в огнях, с разных точек.
23
Гендляр — делец.
Шпак подсказывал, откуда вид может быть панорамнее, «как на крупномасштабной карте».
В двадцать три года Петро уже был сотником на Ровенщине, потом бежал вслед за фашистами, справедливо рассудив, что сражаться с Советской Армией — дело безнадежное. Естественно, об этом он молчал. Просто очень ко времени его сотню выбили партизаны, и Шпак пристроился к последним эшелонам гитлеровцев. Мудрый подобрал его в Западной Германии. Петро служил ему истово. И когда Мудрый приказал охранять, сопровождать, выполнять все пожелания девушки по имени Леся, по псевдо «Мавка», он за это поручение взялся со рвением, с той старательностью, с которой в иных случаях «убирал» лишних людей, «учил умников», «школил» молодых.
С Лесей он больше молчал, изредка осведомляясь, нет ли каких пожеланий.
Пожалуй, это был первый вечер, который Леся провела спокойно, — она всегда любила незнакомые города, которые казались ей островами в огромном море.
Петро называл площади, главные магистрали — имена были чужие, не запоминались.
Они оставили машину и пошли в парк — аккуратный, прилизанный садовниками и осенними дождями.
Здесь не гуляли парочки, было тихо и пустынно, Шаги впечатывались в тишину.
— Почему так пусто?
— Боятся. Здесь разденут — и спасибо не скажут.
— А мы вот идем и ничего?
— Нас не тронут, потому что нормальный человек в такое время сюда не пойдет, а с ненормальными никто связываться не станет.
— Хорошо объяснил…
— Как умею…
Возвратились поздно, Марта приготовила кофе и, понимающе глянув на Петра, пожелала спокойной ночи.
— Ты где ночуешь? — спросила Леся.
— Вообще-то я живу в городе. Но приказано мне быть с вами. Могу и в вашей комнате заночевать, — равнодушно сказал Шпак.
Он не навязывался, не заигрывал, просто давал понять, что и на этот счет у него есть точные инструкции.
— А если нет?
— Мне в коттедже выделена комнатенка…
— Тогда все в порядке.
— Значит…
— Ты правильно понял, — не дала Леся ему возможность уточнить детали.
Шпак не стал возражать: нет так нет…
Они часто уезжали в город, и Леся не сомневалась, что Шпак докладывает Мудрому о каждой такой поездке с мельчайшими подробностями. Обижаться на парня не приходилось — такая у него «работа».
Однажды они зашли поужинать в ресторан. Шпак, сделав заказ, извинился: он должен на несколько минут отлучиться — позвонить.
— Мудрому?
— Ему, — подтвердил Шпак.
Леся осталась одна. В ресторане было в меру шумно, но шум был неяркий — солидный, чопорный. В дальнем углу компания пожилых женщин отмечала юбилей какой-то благотворительной организации. Дамы были почему-то сплошь в очках, они натужно веселились вполголоса. Пожилая чета пила кофе, он — солидный, оплывший жиром — уткнулся в газету. Две — три девицы с надеждой поглядывали на вход — работы у них пока не было. Неопределенная личность хлестала шнапс — рюмку за рюмкой, — и официант почтительно гнулся перед этим столиком: шнапс стоил недешево.
Чуть в стороне устроился мужчина средних лет — на его столике стояла только чашка кофе. Леся сразу обратила на него внимание потому, что он явно нервничал: озирался, слишком резко повернулся, когда его о чем-то спросил официант.
Он пришел почти вместе с Лесей и Шпаком; во всяком случае, когда Леся садилась за столик, его еще не было.
Как только Шпак ушел, странный господин встал и, все так же обеспокоенно озираясь, подошел к столику Леси.
— Извините, — торопливо сказал он по-русски. — Меня просили передать вам это, — и протянул девушке небольшой пакет.
— Вы, очевидно, ошиблись, — сказала Леся.
— Нет, нет, — незнакомец умоляюще смотрел на Лесю. — У меня нет времени, сейчас возвратится ваш охранник. Возьмите и передайте по назначению — это крайне важно.
— Ерунда какая-то, — начала раздражаться Леся.
— Да поймите же: только крайние обстоятельства заставили меня обратиться к вам. Вы скоро будете на родине — доставьте документы в центр…
— Официант! — постучала ложечкой по фужеру Леся.
Незнакомец отступил на шаг, в глазах у него явно читались смятение и испуг.
Появился официант — строгий и величественный, в расцвеченной шнурами куртке.
— В вашем ресторане всегда пристают к незнакомым девушкам? — строго спросила Леся.
— Извините, это недоразумение, дама шутит, — попытался выкрутиться незнакомец.
— Оградите меня от приставаний этого нахала, — ледяным голосом сказала Леся.
«Нахал» на глазах стал как бы меньше ростом, смахнул платочком пот со лба.