Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)
Шрифт:
Леся чуть опьянела, глаза у нее заблестели, жесты стали свободными и размашистыми.
— Еще коньяка, если можно, — попросила.
«Алкоголичка, — пришел он к окончательному выводу. — Одной-двух рюмок достаточно…»
— Вы, наверное, устали, — сказал Лесе, — отдохните, а потом продолжим.
— Давай лучше напьемся, друже, — неожиданно предложила Леся. — Вы и я, вдвоем…
— Отдохните, — отвернулся от нее Мудрый. — Вы никак не придете в себя от страшной дороги.
У себя в комнате Леся долго сидела неподвижно, не шевелясь, наслаждаясь
Глава XXXIII
— Так, значит, вы считаете, что Чижу верить нельзя? — снова спросил Мудрый.
Он держал себя так, словно и не было перерыва в «беседе».
— Я не советую вам надеяться на эту «тропу», — угадала, куда клонит эсбековец, Чайка. — Курьеры могут в ней утонуть. Чиж может предать, если действительно придется ему выбирать между жизнью и смертью, польские или советские прикордонники могут схватить. Слишком много всяких препятствий для нормальной «тропы».
— Вы шли через польские земли, — продолжал допрос Мудрый. — Знаю, это непросто…
— Чиж привел меня к своему приятелю, с которым когда-то занимался контрабандой. Тот согласился быть моим проводником ко второй границе. Это стоило еще пять тысяч.
— Кто этот человек?
— Чиж назвал его Янеком. Судя по всему, Янек не так давно состоял в «Вольности и неподлеглости» [21] .
— Занятно, — пробормотал Мудрый, — виновцы в наших союзниках?
— Не так уж и необычно. УПА нередко вместе с виновцами боролась с коммунистами. Вы это знаете не хуже меня.
«Да, это так», — отметил Мудрый. Сотни УПА выступали часто вместе с группами ВИН, обменивались информацией, предупреждали об облавах и вешали коммунистов, независимо от того, поляки они, украинцы или русские.
21
«Вольность и неподлеглость»(ВИН) — польская реакционная националистическая организация, возникшая в годы войны. В первые послевоенные годы занималась террором против народной Польши.
— Свой свояка видит издалека, — будто угадала мысли Мудрого Леся.
— Чиж сказал Янеку, что вы курьер и идете на связь с нами?
— Как он мог это сказать, если и сам не знал? Неужели вы думаете, что я так-таки и выложила Чижу, кто я и что?
В нее словно бес вселился сегодня: на каждую фразу Мудрого Чайка откликалась колючими словами. В общем-то ее можно понять, устала, да и надоели бессмысленные, с ее точки зрения, разговоры. Уже не раз говорила: «Там меня ждут не дождутся, а вы все тянете в „беседах“ жилы». Много дней потеряно, кордон перейти — не к родственникам съездить. Гуцулка, может, уже и крест на ней поставила — весточку-то подать невозможно. И мечется в ловушке, бьется, как пташка о решетку клетки, в поисках выхода.
— Решайте, — требует Мавка, — решайте побыстрее, потому что погубите людей и дело.
— Об этом поговорим через два-три дня, — обещает Мудрый, — а пока вернемся к тому, на чем остановились. Янек не вызвал у вас опасений?
— Новую Польшу он ненавидит люто. Даже глаза у него темнеют, когда говорит о коммунистах, пришедших к власти, и голос становится ломкий от бешенства.
— Дорогу к кордону он знает хорошо?
— Отлично. И сохранил многие старые связи.
— Пожалуйста, об этом подробнее…
Леся дала Янеку деньги на одежду — тот съездил в соседний город и там купил все, что требовалось. Юбку, жакетку, блузку, хустку — все это Леся сожгла, чтоб и следов не осталось. Теперь она стала уроженкой Жешувского воеводства — там много было украинцев, их называли лемками. Этим и объяснялся тот легкий акцент, с которым она говорила на польском.
Документы Янек тоже купил, оговорив, что эти расходы не входят в причитающиеся ему пять тысяч.
— Конечно, — согласилась Леся. Ее удивила легкость, с которой Янек добыл документы.
— Друзья помогли, — не стал уточнять Янек как и что.
Часть пути они проделали легально. Янек выбрал нужные рейсы автобусов, и они медленно пересекали страну по точкам, намеченным Янеком. Ночевали у людей, знавших парня по каким-то давним делам.
Они остановились один раз у приятеля Янека, щеголеватого владельца небольшой парикмахерской. Франт выражал явное желание переспать с Лесей, он сыпал припомаженными комплиментами, усиленно угощал «житней».
Леся «житню» пила, потом сказала что ей жарко, сняла пиджачок; франт крутился рядом, чтобы помочь, «Сама могу», — сказала Леся, но пиджачок все-таки отдала франту, достав из кармана маленький «вальтер». «Пусть будет под рукой», — объяснила в пространство. Леся смогла эту ночь спокойно отдохнуть.
Еще они останавливались в каком-то монастыре.
Это было уже почти перед границей. Монастырь стоял в стороне от небольшого городка — высились над лесом шпили его костела. Янек оставил ее среди богомолок, а сам ушел искать нужного человека. Леся с любопытством бродила по монастырскому подворью. Ей часто попадались монахини, одетые в черное с белым, в капюшонах, надвинутых низко на глаза.
Ночевала она в узкой и холодной келье, которая показалась ей гробом. Тихо оплывала свеча, в монастыре скоро наступила невероятная, первозданная тишина. Леся осталась наедине со всеми своими думами и тревогами — Янек предупредил, что появится только утром.
Странно, в лесу она спала спокойно, а здесь, под защитой толстых монастырских стен, долго не могла забыться и встретила рассвет у узкого окошка. С первыми лучами солнца стало легче, отступили ночные страхи.
Дальше они шли пешком, обходя села, сторонясь дорог. Янек говорил, что скоро выйдут к границе. И тут первый раз за все время им не повезло. Они наткнулись на солдат: трое — очевидно, патруль — шли по лесу. Солдаты окликнули их, а они ринулись в овраг, покатились по склону на его дно. Счастье, что случилось это в густом лещиннике, где видимость даже осенью — полсотни шагов.