Шведская сказка
Шрифт:
Киселев гнал лошадей крупной рысью, но отставание от шведов, а Митрий уже не сомневался в том, что они упустили противника, и казнился про себя, было большим. Они повстречались утром, разъехались в разные стороны, значит два дня пути. Казаки мало верили в успех погони, но не ворчали, а молчаливо скакали рядом. Понимали, что и их доля вины есть.
В Хийтолу они ворвались почти вместе с Веселовским. Полковник опередил их не намного и, прочитав прощальную записку Ольги, сидел совсем растерянный в светелке.
– Господи, девочка моя, внученька, куда
– Барин… - прошептала напуганная Дуняшка, просунув голову в дверь.
– Что тебе? – шепотом ответил ей полковник, не сводя воспаленных глаз со злополучной записки.
– Там… - показала куда-то рукой, - там, барин, казаки какие-то…
– Ну и что казаки? – безразлично повторил за ней Алексей Иванович.
– Да тех же ищут, с которыми барынька наша… - Дуняшка заплакала, краем платка глаза утирая.
– Что? – Встрепенулся старый солдат. – Их уже ищут? Что ж ты… - вскочил, как молодой, отпихнул девку, и на двор опрометью.
Там он увидел нескольких казаков, о чем-то выспрашивающих окруживших их крестьян.
– Куда, куда они поехали? Да ты толком сказывай! – покрикивал на конюха, что корм давал шведским лошадям, сотник.
– Да по той дороге, что на Корелу ведет.
– Каку таку Корелу?
– Ну на Кексгольм по-ихнему.
– Не могли они быть на той дороге! – вмешался Веселовский. – Я сам прискакал из Кексгольма.
Казаки, увидев полковника, подтянулись. Митька вперед выступил, баском представился:
– Сотник полка атамана Григория Андреевича Дьячкина Митрий Кисилев.
– Сотник, милый, - к нему бросился Алексей Иванович, - что тебе ведомо? Куда они внучку повезли мою? Кто они такие? Не молчи, родной! Говори, сынок! – Веселовский прямо тряс Митьку за грудки.
– То не ведомо мне, ваше высокородие куда! – старался отцепиться от старика казачок. – ведомо лишь, что шведы это!
– Шведы? Ах ты беда, беда-то какая. А какие шведы-то? Сказывай, сынок, все что знамо тебе, сказывай старику. – не отставал от Кисилева.
– Ваше высокородие. Ну шведы, они и есть шведы! – сотник не знал, что сказать.
– Разные они, сынок. Ольгин-то батюшка то ж швед. Дочка-то моя покойная за ним замужем была. А потом у них и эта, конфедерация случилась, многие из шведов от короля откололись, да на нашу сторону подались. Так из каких шведов-то энти? – старик был почти в бреду.
– Ну точно не из этих! – тряхнув папахой мохнатой, изрек Митрий.
– А из каких?
– Сдалось мне, что из энтих, прошлогодних! Ну, оборотней, одним словом.
– Господи! – Алексея Ивановича совсем силы покинули, валиться стал на землю. Казаки подхватили его под руки, кто-то из дворовых лавку быстро принес. Усадили старика. Воды принесли, побрызгали. Совсем плох был.
Митрий нахмурился, к казакам обернувшись, толковал вполголоса:
– Совсем неладно дело. Они еще и девку господскую похитили.
Казаки молчали, насупившись. Авдей покряхтел, в землю глядючи и молвил:
– Искать их надобно!
– Дураку понятно, что надобно! – рассердился Митрий, - А как? Где? Ветра в поле! Эх! – рванул папаху с головы.
– Не горячись, сотник. – продолжал спокойно Авдей. – По следам! Их кибитка колеса имела особые. Я пока сюда скакали, заприметил. Один обод шире, другой чуток поуже будет. Железо видать сбилось. Это как у коня – одна подкова прям из кузни, а другая ношена. У плохого коновода, вестимо. – добавил.
– Сможешь распознать? – Киселев впился в него взглядом.
– А чего ж тут не смочь… не впервой. По звериному следу тяжелее бывало идти.
– Тогда на конь, казаки, и айда за ними!
Веселовский уже пришел в себя, слова последние сотника услышал:
– С вами я!
– Ваше высокородие… ну куда ж… обузой будете. – попытался отговорить его Митрий. Но полковник и слушать не стал. Уже на ногах стоял крепко, как и не бывало обморока:
– Семен! – денщика крикнул, - коня мне! Едем! – и Митрию, - ты за меня старого, казачек, не бойся. Обузой не стану, а коли сдохну, так сразу и избавитесь. Только помни, я еще сорок лет назад с донцами всю Финляндию прошел. Все дороги окрест знаю. Не уйдут супостаты! Лишь бы с Оленькой ничего не сделали, Господи, спаси и сохрани! – вспомнилась вдруг Маша, стрелой башкирской убиенная, - нечто, Господи, опять наказать меня хочешь.
Митрий не доволен был, что старый полковник вознамерился с ними отправляться, но делать нечего, пришлось подчиниться. Двух коней с собой взяли подъемных, на них овес кинули, да торбы с припасами съестными. И в путь!
Авдей прав оказался. След на дороге был виден хорошо. И даже когда на большак выскочили, то увидали сразу, что повернул налево он. Значит, не в Кексгольм! Встречных опрашивали:
– Не видали кибитки черной, а с ней офицер в чинах прапорщицких?
Многие кивали.
– Попадалась! Туды поскакали… - за спину, назад показывали. Значит, след был верный.
Проскочили б казаки ту развилку неприметную, кабы не глазастый Авдей. Углядел таки в песке, копытами, да солдатскими башмаками истоптанном, полоски нужные.
– Погодь, братцы! – натянул поводья. Казаки на ходу осаживали коней. – Кажись сюды свернули.
Настроение Гусмана было никудышное. Шкурой чуял погоню. На расспросы Ольгины отвечал односложно и раздраженно. Девушка начала что-то подозревать. Но посчитала, что шведскому майору не удобно перед ней признаваться в своих опасениях быть настигнутыми русскими, оттого присмирела и крепилась. Дорога была ужасная, она петляла и извивалась змейкой в густом лесу, то поднималась вверх, так круто, что лошади с трудом втягивали экипаж, то резко падала вниз, да еще и загогулиной. Лишь мастерство Хадсона спасало преследуемых от падения. Начались бесчисленные озера и протоки. Но дорожка была кем-то проложена явно с умом. Каждый раз, когда путь преграждался водой, это оказывался брод, или же стояли хлипкие, в десяток узких бревен, кое-как скрепленных между собой, но мостки. Тогда Гусман и Ольга выходили из экипажа, Хадсон спускался со своих козел и осторожно, держа лошадей за поводья, переводил всех на другую сторону.