Сибирь
Шрифт:
И вот встреча в Буе. Прошкин проявил медлительность, и снова Акимов ушел из-под носа. Полетели тревожные депеши в Москву и Петроград…
Акимов словно чувствовал, что охранка привела свои силы в движение. Он присматривался к каждому, кто входил в вагон на станциях и полустанках Великого княжества Финляндского. Царь и его правительство когда-то изо всех сил старались изобразить Финляндию независимой, свободной. Но Акимов по горькому опыту многих товарищей знал, что у царской охранки руки длинные и она давно уже протянула их и сюда.
Именно
В Або Акимов еще на станции попробовал выяснить, есть ли в порту шведские пароходы. Извозчики, знающие жизнь маленьких городов лучше любой администрации, сообщили радостную весть: в порту стоит шведский грузопассажирский пароход и через час-полтора он отойдет от причала.
Акимов нанял извозчика довезти его до пристани. Извозчик положил тюк в багажник, разместившийся под сиденьем, вскочил на козлы и гикнул на коня.
Садясь в санки, Акимов заметил, что неподалеку от него проделал то же самое еще один мужчина. Он торопился не менее Акимова и вскоре обогнал его. И вот бывает же так: всю дорогу Акимов был настороже, без устали ко всему присматривался, все мысленно взвешивал, был внимателен при выходе из вагона, а сейчас никакого значения не придал этому торопящемуся мужчине, внешний вид которого как-то мелькнул и не запечатлелся в сознании Акимова.
Акимов был поглощен сейчас одной мыслью: не отстать от парохода, попасть на него во что бы то ни стало.
— Поторопись, пожалуйста. Боюсь не успеть, — попросил Акимов извозчика, вытягивая шею и желая скорее увидеть и порт и пароход, на котором ему предстоит уплыть в Швецию.
— Нет, нет, не беспокойтесь. Успеем! — на ломаном русском языке сказал извозчик-финн и снова загикал на коня.
Едва санки остановились, Акимов выскочил и побежал в кассу купить билет и исполнить все формальности, связанные с переездом границы. Извозчика он попросил поднести тюк к трапу и там дождаться его. Судя по тому, что на палубе парохода прохаживались люди, а на причале было тихо, Акимов понял погрузка закончена, и ему следует не терять ни одной минуты.
Оформление документов потребовало не больше четверти часа и прошло без всяких заминок. Акимов заспешил к трапу, убежденвыа, что он встретит здесь извозчика с тюком. Но извозчика на условленном месте не оказалось. Что же произошло? От места остановки извозчика до трапа ходу было не больше трех минут.
Тревожно заколотилось сердце Акимова. Горькие предчувствия перехватили дыхание. Осторожными и вместе с тем стремительными шагами Акимов выскочил с причала и в тот же миг кинулся назад.
Извозчик с тюком стоял возле санок, ноне один, а в окружении трех полицейских. Между финном и полицейскими шел ожесточенный спор. Вероятно, те хотели забрать тюк, а извозчик его не отдавал.
"Что
То и дело оглядываясь, Акимов вытащил билет и паспорт и предъявил их шведским чинам. Через минуту он стоял на лестнице судна, отделанной красной медью.
Теперь, когда он сам оказался в безопасности, чувство раскаяния охватило его. А правильно ли он поступил, оставляя бумаги дядюшки на произвол полицейских? Может быть, пока не поздно, выбежать на берег и, спасая тюк, добровольно сдаться врагу? Пусть везут в тюрьму, пусть снова судят, но зато будет в целости материал научных изысканий ученого, добытый долгими годами труда.
Было два-три таких мгновения, когда Акимов с трудом сдержал себя от порывов, не суливших, в сущности, никому никакого выигрыша.
Но вот раздался оглушающий свисток, задрожали дощатые переборки кают, и послышалось сильное шуршание колотого льда о стальные бока парохода.
Прощай, Россия! До скорой встречи!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Стокгольм встретил Акимова оттепелью. Над городом сияло солнце, по-весеннему блестели лужи, с крыш серых каменных домов скатывались, посвечивая всеми цветами радуги, тяжелые продолговатые капли. Над бухтой стоял визг и грай. Кипевшие тучи чаек заполонили все небо, и потемневший горизонт предвещал приближение новых стай.
"Тут весна, а там, у Кати, трещат морозы и буйствуют вьюги", — щурясь на солнце, подумал Акимов и не спеша зашагал к извозчикам. Стокгольма он не знал, не знал и адреса Лихачева. Во всем этом большом городе жил лишь один человек, который был осведомлен о побеге и ждал его, — детский доктор Сергей Егорович Прохоров. Адрес Прохорова Акимов помнил наизусть, не однажды и вслух и мысленно повторял его в Дальней тайге, чтоб как-нибудь вдруг не улетучился из памяти.
Через полчаса, изрядно поколесив по улицам Стокгольма, сильно напоминавшим своими строениями некоторые уголки Питера, Акимов подъехал к дому, в котором жил Прохоров. Акимову повезло. Извозчик взял только половину той суммы, которую про себя определил Акимов, не любивший предварительно договариваться об оплате подобных услуг. А самое главное, несмотря на разгар дня, Прохоров оказался дома.
— Иван! Наконец-то! Что там у вас произошло? — Прохоров тискал Акимова в своих объятиях, дубасил его широкой, крепкой ладонью по лопаткам.
— Здравствуй, Сережа! Здравствуй, милый Сергей Егорыч! — Акимов давно знал Прохорова по встречам на студенческих сходках, бывал с ним вместе несколько раз на партийных дискуссиях, слушал его выступления — короткие, но всегда проникнутые жарким огнем убеждения. "Твердый парень. Этот ни к эсерам, ни к меньшевикам не перекинется", — думал о нем тогда Акимов. И это не было ошибкой, Прохоров действительно был таким.