Сибирская одиссея
Шрифт:
Ваня, ощупав правую ногу, которая даже по внешнему виду казалась более распухшей, особенно в области колена, не смог сказать ничего вразумительного. Он тоже предположил, что нога не сломана, а только вывихнута. Но в любом случае предпринимать какие-либо действия он боялся.
— Наверное, гипс накладывать не надо, — говорил он без уверенности в голосе. — Если вывих — от этого только хуже будет, тем более уже неделя прошла…
Андрей не знал, правильное ли решение принял медбрат, но он искренне надеялся, что через день Виктор окажется в больнице. Жаль, что у Андрея не было глубоких познаний в медицине, но он тоже побаивался накладывать гипс сейчас — и в итоге согласился с Ваней.
Анатолий
— А мясо Саша изготавливал сам! По своему собственному методу! — похвалилась Настя, услышав довольное похрюкивание проголодавшихся спасателей.
— Наська сейчас вам распишет, — смущённо проговорил турист. — Ничего особенного! Правда, сублимация — дело длительное и кропотливое. На приготовление десяти килограммов этого мяса пришлось потратить целый месяц!
— В чём же ты его готовил? — поинтересовался Сергей.
— Не поверите, в обычной газовой духовке! — глаза у Саши загорелись, и он принялся рассказывать о своей новой технологии со всеми подробностями и «военными» хитростями.
Андрей продолжал разглядывать Виктора, будто всё ещё не верил, что они опять вместе.
И все-таки, как его друг похудел за прошедшую неделю! Но главное — изменились его глаза! В них появилось смиренное понимание чего-то очень важного, недоступного ранее. Он смотрел на всех с благодарностью, и в то же время в его взгляде читалось страдание человека, познавшего нечто такое, отчего теперь весь мир внутри него стал иным, повернулся другой гранью, и грань эта оказалась настолько простой и в то же время настолько необъяснимой обычными земными словами, что говорить об этом невозможно, не нужно, да и попросту нельзя. На лице Виктора блуждала загадочная улыбка, в которой Андрею виделись то блаженство — не которое наступает от расслабленности и покоя, а которое изображают обычно на портретах святых и великомучеников, то ему казалось, что это улыбка услужливости и заискивания, которые совсем не были присущи его другу, то неожиданно Андрей в ней усматривал добрую снисходительную насмешку над теми, кто в суете разговоров, в замене чувств на обыденные шаблоны привычек не смог докопаться до сути вещей, смысла жизни, к которому он, Виктор, за эти несколько дней, проведённых в одиночестве, подошёл вплотную.
Скорее всего, ничего такого в улыбке друга и не было, но вид его — обросший, исхудалый, но с живыми и светящимися глазами — приковывал взор Андрея, заставлял его об этом думать. Наверное, такие глаза бывают у людей, перенесших страдание, боль или тяжёлую неизлечимую болезнь и уже посмотревших в колодец вечности. Именно этот бездонный колодец своим мерцающим светом и отразился в его глазах, отпечатался навсегда, вызывая теперь смятение и тревогу у тех, кто в эти глаза заглядывал.
Но сейчас Андрею очень хотелось, чтобы Витька стал прежним, таким, каким он знал его уже много лет! А этого не происходило. И слова, готовые сорваться с губ, вдруг застывали, и уже не было в них смысла, не было необходимости.
Так они и общались — короткими взглядами, понимающими полуулыбками, еле заметными кивками головы. И Андрею даже показалось, что они многое сумели рассказать друг другу — без эмоций и ненужных описаний произошедших с ними событий. И в этом была заключена какая-то великая сила, дающая право называться товарищами, друзьями, братьями — как угодно!
Ведь кричащий всегда слабее молчаливого, много и путано разговаривающий — слабее того, кто говорит мало, но весомо.
Никогда сила не выражалась в громких и яростных репликах, злобной и пустой брани, бесконечном словоблудии и рукоприкладстве. Всё это — признаки поражения, а не победы. Для этого не требуется много ума, нужны только ослепляющий
* * *
Во время обеда выяснилось, что двое других туристов вчера утром отправились к разъезду Наледному. Такое решение было принято, поскольку никто не знал наверняка, добрался ли Андрей до посёлка, получилось ли у него организовать спасательный отряд? Скорее всего, те двое, что пошли пешком, видели вертолёт и сделали из этого свои выводы, но они вряд ли вернутся обратно, в этом не было бы смысла.
Что касается Виктора, Насти и Саши — то они вчера отчётливо слышали, как вертолёт пролетел совсем рядом. Но в этот момент они помогали Виктору переместиться на очередной запланированный километр и находились в непролазных зарослях, поэтому увидеть машину в небе не смогли, но очень надеялись, что это Андрей летит к ним на помощь, да что-то помешало вертолёту сесть здесь, рядом с Сынийским водопадом.
Постепенно спасатели ближе познакомились с туристами, узнали, откуда они и зачем пожаловали в Забайкальскую тайгу.
Компания собралась, можно сказать, интернациональная. Ушедшие в посёлок были из Москвы, Саша — из Рязани, а Настя — из белорусского города Бреста. Общим у этих людей был интерес к непознанному и загадочному, они увлекались всевозможными необъяснимыми природными явлениями и организовали этот поход с целью посетить вулканы, а заодно и район самого крупного в Сибири землетрясения, произошедшего здесь в 1957 году. Тогда огромный земной пласт, размером в несколько десятков тысяч квадратных километров, сдвинулся чуть ли не на метр, а в отдельных местах значительно больше, образовав множество впадин, трещин и возвышенностей. Чуть западнее русла Сыни находились озёра Намаракит, одно из которых своим происхождением также было обязано тому памятному землетрясению. Историю района Андрей и Виктор подробно изучали перед своим выездом в Забайкалье, но их интерес был чисто съёмочный, а вот группа туристов мечтала найти здесь что-то необычное, паранормальное, мистическое.
Услышав об этом, Андрей почему-то вспомнил о сыне пенсионеров, встреченных у реки Баронки. Он с товарищем искал какие-то упавшие метеориты. Туристы занимались поиском чего-то и вовсе загадочного.
Как же человека тянет к неизвестному, как хочется ему проникнуть в секреты мироздания, прикоснуться к тайне, стать свидетелем чуда! Конечно, в этом нет ничего плохого или зазорного. Но все спасатели, включая Андрея и Виктора, довольно скептически отнеслись к затее туристов. Они немало протопали по тайгам и горам, видели всякое, попадали в различные истории, и кроме диких зверей, редких растений и завораживающих пейзажей ничего такого, о чём говорили искатели приключений, не встречали. Для всех таёжный край был дорог, любим, иногда непонятен, но всегда рано или поздно объясним! В природе всё происходило по законам, по начертанному Создателем плану. И если встречалось на пути нечто иное — то, скорее всего, оно являлось таковым из-за их необразованности и отсутствия конкретных знаний. А коли никаких знаний не хватало для объяснений, значит, это находилось уже в иной области мироздания и не имело к ним прямого отношения — оно было не нужно, от него не было ни пользы, ни смысла.
Возможно, что такая точка зрения присуща людям зрелым, многое в жизни повидавшим, не способным к дерзновенному поиску, свойственному молодым — молодым даже не по возрасту, а по складу характера. Но для спасателей, а все они были разными, но в чём-то очень похожими, — удивительное и прекрасное не скрывалось за мистической загадкой и необъяснимым явлением, оно было открыто и доступно, оно заключалось в величии дикой природы, которую они любили, ценили и пытались всеми силами сберечь для себя и тех, кто пойдёт сюда после них!