Сибирская одиссея
Шрифт:
— Как у вас тут оперативно пресса работает! Я только час назад узнал, что товарищу наложили гипс, а статья уже вон, напечатана!
— Что ты хочешь, посёлок маленький, новостей не так много, надо же чем-то полосы занимать, — объяснил водитель.
За четыре дня, прошедших с того момента, как спасатели улетели из Чары, окружающие дорогу пейзажи приобрели ещё более осенний вид. Мари сделались пунцово-красными, а берёзки и лиственницы — ярко-жёлтыми. Природа раскрасила Забайкалье, не скупясь на цвета и не боясь показаться нереально красивой. Вот бы сейчас поснимать где-нибудь на Кодаре или в Чарской пустыне! Жаль, камеры нет, а фотоаппарат не передаст всей живости ландшафта, всей его удивительной
Больница находилась в центре Чары. Располагалась она в большом деревянном двухэтажном здании, которое, судя по почерневшим брёвнам, построено было довольно давно.
На улице ярко светило солнце, от вчерашнего вечернего мороза не осталось и следа, и Андрей подумал, что в Забайкалье наступило «бабье лето».
Поднявшись по деревянной лестнице и войдя внутрь больницы, он оказался в небольшой прихожей. Его встретила пожилая женщина в белом халате, которая любезно поинтересовалась, к кому пожаловал посетитель.
— Я к Виктору Лесненко, его вчера с гор…
Андрей не успел договорить, поскольку женщина его перебила:
— А, турист со сломанной ногой? Так он стирается! Вы здесь подождёте или пройдёте в палату?
— Лучше сразу пройти, если можно, — попросил Андрей, и сестра проводила его в просторную и светлую комнату с двумя кроватями вдоль стен. На одной из кроватей сидел щуплый мужчина с седеющей чёрной бородой, одетый в тренировочный костюм. Он поздоровался, назвавшись Женей, и сказал, что позовёт Виктора сюда.
Через минуту, опираясь на настоящие костыли, вошёл Витя. Он был тоже побрит, с чистой головой, и правая нога его была одета в гипс от ступни до самого бедра.
— Мы с тобой побрились, не сговариваясь! — воскликнул Андрей, и друзья обнялись. — Ну как нога?
Виктор улыбнулся и похлопал рукой по гипсу:
— Да вроде ничего. Когда гипс накладывали — сильно болела, а сейчас нормально. Знаешь, у меня к тебе разговор есть, — и Виктор сделал рукой жест соседу. Тот его понял и вышел из палаты.
— Погоди с разговорами, я вот тут тебе одежду кое-какую принёс, фрукты, — сказал Андрей, передавая другу большой полиэтиленовый пакет.
— Зря ты тратишься! — в сердцах воскликнул Виктор и поставил пакет на пол рядом с кроватью. — В общем, ко мне сегодня утром приходил заведующий отделением и сказал, что очень хочет с тобой поговорить.
— По поводу твоей ноги? — насторожился Андрей.
Друг покачал головой и продолжил:
— Да если бы! Он сказал, что пришла разнарядка на санрейс, и его нужно оплачивать, хотя бы половину!
— Какая ещё разнарядка? — не понял Андрей и присел на стул, стоявший у окна.
Виктор боком пристроился на кровать, в лице его можно было прочесть неуверенность и тревогу. Он некоторое время молчал, как бы подыскивая нужные слова, а потом вдруг шевельнул рукой, будто отмахнувшись от назойливой мухи, и произнёс раздражённым и уставшим голосом:
— Андрюх, не бери в голову! Ну не убьют же они меня! Я думаю, надо просто покупать билеты и быстренько отсюда уезжать. Завтра мне назначены какие-то процедуры, а на послезавтра можно, думаю, брать билеты.
— Хорошо, — решил Андрей. — Ты не говори, что я сегодня приходил, на всякий случай, а я сейчас пойду к Короленко и всё у него узнаю.
— Ладно. Только ты не переживай, мы с тобой с гор выбрались, а уж отсюда-то и подавно уйдём! — сказал Виктор и улыбнулся.
Андрей шёл по улице, освещённой солнцем, и искал дом номер два. Судя по тому, что на ближайшем доме висела табличка с номером 58, идти нужно было ещё долго.
По пути он обдумывал слова завотделением, переданные ему Виктором. Если всё это правда, то, интересно, в какой сумме выражается «половина оплаты санрейса»? Считая два вылета в оба конца, дело пахнет как минимум миллионом! Это вообще нереально. Но что тогда делать? Где брать деньги?
Андрея поглотили очередные непреодолимые проблемы. Руки вновь начали дрожать, а на лбу выступила испарина. Оглянувшись вокруг и убедившись, что рядом нет ни одного человека, он вдруг громко заорал на всю улицу:
— Когда же это всё закончится!.. — дальше слова были более крепкие, он не стеснялся в выражениях, ему необходимо было снять напряжение, чтобы не взорваться.
Только вчера вечером он мечтал о том, что начинает новую жизнь, что весь ужас последних дней безвозвратно ушёл в прошлое, и вот судьба подбрасывает ему очередной подарочек! Ну когда же она угомонится, что же такого они с Виктором натворили, что никак не расплатятся с ней по всем счетам?
Яркое солнышко, светившее прямо в глаза, подмигивало одиноко идущему по пустынной улочке человеку. Оно, казалось, просило его не переживать, старалось отвлечь от грустных раздумий своими «зайчиками», скачущими по стенам домов от разбросанных по краям дороги луж. Лужи эти своими очертаниями напоминали неведомые острова, а дорога — бесконечную и могучую реку жизни. Андрей двигался по этой реке, его несло неумолимым течением, и он не мог остановиться, причалить к острову или повернуть вспять. Эту дорогу, эту реку предстояло проплыть до самого конца, испытать на себе все её перекаты, пороги и водопады, и смысл этого движения был в самом движении, поскольку в конце ничего не было — только лишь пустота, именуемая океаном, безбрежным и всепоглощающим океаном небытия. И сейчас он невольно думал об этом, ему ясно представились вдруг все события, с ним произошедшие, как участки великой реки, и незачем было искать причины, копаться в прошлом или загадывать будущее. Река жизни не имела чувств и не умела страдать. Она только постоянно и бесконечно текла — как бегущие по небу облака, как несущийся по долине воздушный поток, как низвергающийся водопад, как песочные часы. И только одно радовало, одно вселяло надежду на то, что во всём этом есть потаённый смысл — солнце! Оно грело и освещало этот путь, заставляя удивляться и верить, страдать и любить.
Странно, за всё время, в течение которого Андрей шёл по бесконечной улице к дому номер два, ему встретилось только трое случайных прохожих, да свора незлобных собак, пытавшихся было его облаять, но затем, видимо, поленившихся это делать ввиду каких-то своих неотложных, собачьих дел. Нужный дом оказался и впрямь последним, за ним начиналась равнина, упирающаяся в стену величественного Кодара с ослепительно белыми шапками снега на вершинах.
Дом был похож на дачу — со стеклянной мансардой, покатой крышей и маленькими деревянными окнами. Подобными были и все прочие дома в этом районе, называвшемся «посёлком геологов». Подойдя к калитке, Андрей увидел сидящего на скамейке человека в майке и длинных широких шортах. И только по тому, что в руках у него была газета, он узнал в нём Анатолия Короленко. К дому прилегала территория, напоминающая сад и дополняющая общую схожесть с дачным участком. Анатолий пригласил Андрея войти в этот сад, и они прошли к скамейке и закурили. Андрей отдал приготовленную бутылку коньяка, начальник МЧС начал было отказываться, но потом всё же принял подарок и спросил, как дела у Виктора. Когда Андрей вкратце рассказал о требованиях завотделением, Анатолий пришёл в негодование.