Сибирский эндшпиль

Хоган Джеймс Патрик

– Отлично. Как я уже сказал, выполняйте правила, и скоро вам станет легче. Как вы со мной, так и я с вами. Вот что я могу вам сказать.

Мак-Кейн вернулся в переднюю часть камеры, и сел у края стола, слушая оживленную математическую дискуссию Рашаззи и Хабера. Нолан, неслышно следовавший за ним, притянул стул и сел рядом.

– Хорошо, что здесь еще один американец.

– Здесь много американцев?

– Двое, в других камерах. Но мне с ними не о чем говорить. Слишком наглые и горластые.
– Нолан все время улыбался, словно избегая казаться раздражающим. Для Мак-Кейна это

было чересчур напоказ и дьявольски раздражительно. Но это только его первый день; это он должен сюда вписаться.

– Так вы из Иллинойса, да?
– спросил он.
– Я когда-то знал одну девочку из Чикаго...

– Женщины ничего не соображают в политике.

– Она занималась не политикой.

– Все, что им интересно - одежда, еще накраситься и - чужие деньги. Они ничего не соображают.

– Ну, моя-то была доктором генной инженерии. У нее была компания по изменению ДНК растений.

– Уродуют природу ради прибыли.

– Вам, кажется, это не нравится? Вы что-то имеете против того, чтобы накормить людей?

– Нет, против алчности и преступного корпоративного вандализма.

Мак-Кейн кивнул. Неожиданно у него пропал интерес поладить с Ноланом.

– Я, кажется, начинаю понимать, что за правительственным юристом вы были. Или вы и там провалились?

– Нет, я же сказал, что я вышел из игры, из всей прогнившей системы. Я эмигрировал - в Советский Союз.

Мак-Кейн с презрением взглянул на него.

– Ты хочешь сказать, сбежал.

Нолан вздохнул, как будто выражая понимающее терпение человека, слышавшего это тысячу раз, но все же знающего скрытую истину.

– Я не предавал мои принципы.
– спокойно ответил он.
– Американцы всю жизнь молились на свободу и право выбора. Вот я и реализовал свое право выбора. Мой выбор неправилен только потому, что вы с ним не согласны?
– он наклонился ближе.
– Никто из вас не понимает. Вам всем - нам всем промывали мозги. СССР - богатая и сильная страна. Люди довольны своим правительством, все сообща они строят мир будущего, мир основанный на равенстве и справедливости для всех. Эксплуатации и подавлению придет конец. Это и будет то, а что человечество боролось тысячи лет.

– И это меня ты называешь промытыми мозгами?

– Я просто знаю правду.

Мак-Кейн провел вокруг рукой, указывая на камеру, и подразумевая все остальное снаружи:

– Что ж, твоя вера вознаграждена. Почему ты попал сюда? Может быть, ты этого хотел? Отлично, веселись.

Он сделал движение, чтобы встать, но Нолан поймал его за рукав.

– Это другая история. Я думал, что понял философию социализма, но я ошибался. Мне доказали, что и у меня есть недостатки, о которых я не подозревал. Но они излечимы. Находиться здесь - это часть лечения. Лученко же говорил, что это не тюрьма. И я не думаю об этом, как о тюрьме.

– Да, это санаторий.

– Это процесс управляемого просветления - как в монастыре. Очищение.

– А зачем тогда гулаг и КГБ? Зачем этот рай обнесли колючей проволокой?

– Это временное явление. Когда мировая революция победит, это изменится.

– Чушь.

Нолан кивнул, словно ожидая такого ответа.

– Может быть, ты изменишь свои взгляды, пока ты здесь.
– сказал он, поднимаясь.
– Я просто хочу сказать, что если тебе захочется поговорить со мной, то я буду очень рад.

Мак-Кейн проводил его взглядом, когда Нолан возвратился в дальний конец камеры. Затем поднялся и пошел к своей койке. Мунгабо глядел на него сверху.

– Я так и думал, что не все американцы похожи на него. Мы с тобой, наверно, сможем подружиться.
– он протянул Мак-Кейну руку с розовой ладонью.
– Меня зовут Абел

– Лью.

– Я слышал, что ты из Айовы?

– Правильно.

– Когда нибудь видал, как играют "Нью Йорк Бирз"?

– "Чикаго Бирз". А Нью Йорк - Янкиз. Ты спутал, наверное.

– Просто проверял. Ты прошел.

– Это ничего не доказывает. Подсадной КГБист должен знать такие мелочи.

– Правильно, но проверка была не в этом.
– Мунгабо улыбнулся.
– Ты не поверишь, в какое дерьмо они верят. Настоящий русский, притворяясь американцем, не пожал бы мне руку.

Мак-Кейн усмехнулся в ответ. Действительно, настоящий КГБист должен бы знать, что дерьмо - это дерьмо, и распространенная точка зрения, что все американцы - расисты, используется ТАСС только для "домашнего" распространения. Это говорило и о том, что Мунгабо, вероятнее всего, тоже не подсадной.

12

Циркулярная пила врезалась в закаленный алюминиевый сплав с неприятным визгом металла о металл. Звук был тише, пока двигатель работал под нагрузкой, а когда конец уголка упал на кучу обрезков, фреза завыла опять. Мак-Кейн освободил заготовку из тисков и положил ее на стопку, которую должен был просверлить и очистить от заусенец Скэнлон. Затем он поднял очередную необрезанную заготовку и положил ее на станок, чтобы разметить и отцентрировать под пилу. Если он когда-нибудь выберется из Замка, решил Мак-Кейн, он купит себе водяную кровать, потому что уже видеть не может металлических кроватей. Он не мог представить, что можно делать на "Терешковой" с такой уймой металлических кроватей. Не собираются же они превратить всю станцию в тюрьму?

Кевин Скэнлон был ирландцем, он занимал нижнюю койку напротив Мунгабо и Мак-Кейна в В-3, от души наслаждаясь дополнительным свободным пространством, которое оказалось одним из маленьких, но стоящих удовольствий жизни. Он был замешан в шпионаже для ГРУ - советской военной разведки, которая во многом работает параллельно КГБ - пока был членом ИРА, а потом связался с палестинцами и кубинцами, и в один прекрасный день стал жертвой очередной московской "товарищеской вендетты". У него были редкие волосы, он был стройным, с вытянутым, худым лицом, на фоне которого его глаза становились еще более яркими, особенно когда Скэнлон был в настроении, после страстного обсуждения ирландской истории или обличительных споров о "бриттах". Мак-Кейну пришлось работать с англичанами, когда он служил в НАТО, в Европе, и он нашел их достаточно симпатичными людьми, невзирая на приступы пуританства. Но он придержал это при себе, и в целом он и Скэнлон подружились, особенно с тех пор, когда Лученко назначил их на одну работу.