Сибирский эндшпиль
Шрифт:
Пола инстинктивно вспомнила Эрншоу, но не смогла отнести его к этой категории. Для него это было вроде воинского долга - работа, которую не может выполнить за него никто. Его причины были скорее в сегодняшних реалиях, а не в будущем.
Светлана продолжала:
– Морис беспокоился, что старые упрямцы доведут мир до войны. Они все параноики - и наши, и ваши, так он говорил. Все они несут ответственность за безумие, к которому катится мир. "Вымирающие динозавры, сидящие в болоте под зонтиком", так он говорил. И узнать правду об оружии, которое, как говорили, прячется здесь - это было важно для него.
– А что здесь так его беспокоило?
– То, что все подозрения могли быть не больше, чем плодом фантазии и предубеждений. А если это на самом деле так, то сколько же еще таких же решительных суждений основано на таких же беспочвенных предубеждениях?
Пола уставилась в стену. Неожиданно она увидела всю ситуацию и свою роль в ней с другой стороны. И от этого ей стало не очень уютно.
– Это было бы безумием, - прошептала она.
– Да. И самое безумное - что мы можем разнести друг друга на части на основе всего лишь ошибочной информации. Главным стремлением Мориса было убедиться в том, что нужные люди получат верные факты. Видишь ли, разведка была для него почти религией. Вот почему русские так много возили его по колонии. И возможно, именно поэтому они отпустили его.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Они предложили ему ту же сделку, что и тебе: показать ему все, если он согласится рассказать об этом. И он согласился.
– А он не говорил о том, что он увидел?
– Нет, во всяком случае, не со мной. Но подумай сама - если бы он увидел что-то не то, разве бы он летел сейчас домой? Это же о чем-то говорит.
Пола обвела стены взглядом, потом посмотрела на Светлану, словно спрашивая, а стоит ли разговаривать так о человеке, который еще не до конца вырвался из рук русских. Светлана рассмеялась.
– Да какая разница, подслушивают нас или нет? Он же только подтвердит миру то, о чем они твердили столько времени.
Она подняла голову и громко повторила:
– Слышите, бывшие товарищи? Я права? Или вы со нами не согласны?
Пола в молчании допила свой чай. Она неожиданно осознала, что превращается в академичного отшельника. Неуместного академичного отшельника. Мысль заставила ее почувствовать свою... безответственность? И может быть, в первый раз задание, которое она должна была выполнить на "Терешковой", стало для нее действительно важным.
33
Большой новостью второй недели сентября стало то, что русские неожиданно поддались международному давлению, продолжавшемуся уже несколько лет. Совершенно неожиданно советский министр иностранных дел объявил, что "Валентина Терешкова" будет открыта для международной инспекции сразу после празднования седьмого ноября. Это была и дата окончательного завершения строительства колонии. Русские указали, что обычно не принято допускать посторонних на стройплощадку, пока идет монтаж; они также заявили, что всегда проводили политику открытости, но настойчивый нажим со стороны Запада оскорбил бы чье угодно достоинство. Чтобы подчеркнуть стремление к примирению и отметить данный прецедент, русские предложили западным странам отправить на станцию свои делегации, чтобы отпраздновать вместе с советским руководством столетие, символизируя общее стремление к гармоничному и процветающему будущему.
Заголовок на всю первую полосу "Нью-Йорк Таймс" гласил: "ДРАМАТИЧЕСКАЯ УСТУПКА: НЕОЖИДАННАЯ СОВЕТСКАЯ ИНИЦИАТИВА". Филип Борден бросил на стол номер утренней "Сан-Франциско Кроникл" с заголовком "МОСКВА ГОВОРИТ "DA"!".
– Сети новостей забиты этим. Мирники-лоббисты гоняются за конгрессменами по всему Вашингтону, - сказал он Фоледе через стол.
– Я должен присутствовать на совете безопасности сегодня в три часа. Полстраны умоляет сделать большой ответный жест. Некоторые европейские государства уже согласны принять их предложение. Мы ожидаем, что другие разведки выскажут осторожное согласие. Но ты, судя по всему, мрачен, и думаешь, что мы не должны поддаваться.
– Не забывай, что европейцы первыми бросились и в Мюнхен, - напомнил Фоледа.
– Мне не нравится пассивная позиция, в которой мы оказываемся. Мне не нравится, когда мы пляшем под их дудку. Мне не нравится этот спектакль, когда мы рассыпаемся в благодарностях только потому, что они наконец-то поступили разумно. Как будто нам сделали одолжение. Когда они в последний раз устраивали большое благодарственное шоу из-за того, что мы действовали разумно?
Борден задумчиво посмотрел на него.
– Значит, за этим еще что-то есть?
Фоледа на секунду задумался, потом поднял глаза и кивнул.
– Да, я думаю, что вся эта шумиха с праздниками - прикрытие для чего-то большего. И я думаю, что это все-таки удар. У нас остается только восемь недель до срока, Фил.
Борден вздохнул. Они уже обсуждали это с советом безопасности и начальниками штабов, но пришли к общему согласию - страхи преувеличены.
– Черт, я же не могу начинать все сначала. Тебе не кажется, что в этот раз ты все-таки чересчур подозрительно к этому относишься?
– Нам платят за то, чтобы мы относились ко всему подозрительно. И у нас это хорошо получается. Потому мы и работаем вместе столько времени.
Борден вздохнул, с сомнением глядя на него.
– Это значит, что сегодня я буду популярнее оспы. Я хочу спросить - у нас есть что-то новое? Все, о чем говорит эта Доркас, сходится. Перехват в АНБ ничего не обнаружил, а некоторая информация, которую она дает, слишком ценная для подарка. Что еще мы можем сказать о ней?
Перехват следил за выражениями "Комитет за Свободу и Достоинство" и "Черепаха", о которых упомянула Барбара во время своего разговора с Анной в Лондоне. Агентство Национальной Безопасности сообщило, что пока в советских линиях связи эти слова не встречались. Хотя это и было отрицательное заключение, но это поддерживало историю Анны.
– Не в этом дело. Они могут провести любую проверку. И я рад, что с ней все в порядке, - ответил Фоледа.
Было и еще одно свидетельство в пользу советской позиции. Только что пришел конфиденциальное сообщение из французского Второго бюро, о французском агенте Морисе Дескаре, который был обменен и выпущен с "Валентины Терешковой". На опросе он заявил, что во многих случаях ему приходилось работать в тех частях колонии, где предположительно располагались системы вооружения и вспомогательное оборудование, но не увидел и следа подобных систем. Физиологическое и психологическое обследования показали, что он находился в добром здравии, действует нормально и полностью владеет собой.