Сицилиец
Шрифт:
И наконец, еще одна загадка: как Гильяно удается оставаться невидимым. Появится где-нибудь — и словно растворился в воздухе. Чем дальше полковник Лука читал, тем больше это его поражало. И вдруг он понял: вот против этого он может принять меры немедленно. На первый взгляд ничего особенного, но кто его знает, в будущем может сыграть не последнюю роль.
Гильяно часто писал в газеты, и письма его обычно начинались следующим образом: «Если я правильно понимаю и мы не враги, то вы напечатаете это письмо»; дальше он сообщал, как он относится к своей последней акции. По мнению полковника Луки, эту первую фразу можно счесть угрозой, принуждением. А остальную часть письма — вражеской пропагандой. Гильяно объяснял, почему совершено то или иное похищение или грабеж, и утверждал, что деньги, добытые таким путем, отдает беднякам Сицилии. После вооруженной схватки с карабинерами, если оказывались убитые, он непременно отправлял в газеты письмо, поясняя, что войн без смертей не бывает. Таким образом он прямо призывал карабинеров не сражаться. Еще одно письмо пришло после казни шести главарей мафии; в нем говорилось, что только после этого крестьяне получили возможность арендовать землю, хотя они имеют на то право по законам юридическим и нравственным.
Полковник Лука просто не понимал, как правительство могло допустить публикацию этих писем. Он подумал, что надо будет заручиться согласием министра Треццы и ввести на Сицилии военное положение, чтобы изолировать Гильяно от народа.
Он пытался выяснить еще одно — имя женщины, с которой связан Гильяно, но ничего не мог найти. Хотя были сведения, что люди Гильяно навещали публичные дома в Палермо, а Пишотта вообще слыл бабником, сам Гильяно вроде бы вел безгрешный образ жизни все эти шесть лет. Будучи итальянцем, полковник Лука не мог такому поверить. Наверняка в Монтелепре есть женщина, с которой он связан, и, как только они ее найдут, полдела будет сделано.
Полковника заинтересовала и привязанность Гильяно к матери. Гильяно вообще был прекрасным сыном, но мать он просто боготворил. Полковник Лука отметил про себя и это. Если у Гильяно и вправду нет женщины, приманкой для засады может стать мать.
Покончив с подготовкой, полковник Лука занялся подбором помощников. Капитана Антонио Перенце он назначил своим адъютантом и телохранителем. Это был приземистый толстяк с добродушным лицом и легким характером, но полковник Лука знал, что он отчаянно смел. Мог наступить момент, когда его смелость понадобится, чтобы сохранить полковнику жизнь.
Только в сентябре 1949 года полковник Лука прибыл на Сицилию с отрядом в две тысячи человек. Он полагал, что этого будет достаточно: слишком много чести для Гильяно, если против него выставят пятитысячную армию. Он же всего-навсего разбойник, с которым давно уже следовало покончить.
Для начала Лука запретил сицилийским газетам печатать письма Гильяно. Затем он арестовал его отца с матерью по обвинению в сговоре со своим сыном. И наконец, он приказал арестовать и допросить более двухсот жителей Монтелепре на том основании, что они являются тайными членами отряда Гильяно. Арестованных доставили в тюрьмы Палермо, усиленно охраняемые людьми полковника Луки. Все эти акции были предприняты на основании законов, существовавших при Муссолини и до сих пор не отмененных.
В доме Гильяно устроили обыск и нашли потайные ходы. Во Флоренции была арестована Венера. Но ее тут же отпустили, так как она утверждала, что ни о каких лазах понятия не имеет. Не то чтобы ей поверили, просто инспектор Веларди надеялся, что, если она будет на свободе, ее навестит Гильяно.
Итальянские газеты превозносили полковника Луку до небес: наконец-то нашелся «серьезный» человек. Министр Трецца был в восторге от своего выбора, особенно после того, как получил поздравление от премьер-министра. И только на дона Кроче это не произвело никакого впечатления.
Первый месяц Гильяно изучал действия Луки и размещение карабинеров. Он восхищался проницательностью полковника, запретившего газетам печатать его письма, лишив его таким образом возможности обращаться к народу Сицилии. Но когда полковник Лука арестовал жителей Монтелепре — и виновных и невиновных, всех подряд, — восхищение Гильяно переросло в ненависть. Когда же были арестованы его родители, Гильяно охватила убийственная холодная ярость.
Два дня Гильяно не выходил из своей пещеры в горах Каммараты. Он строил планы и обдумывал то, что ему было известно о двухтысячной армии карабинеров под командованием полковника Луки. По крайней мере тысяча из них находилась в Палермо и его окрестностях: они ждали, когда он попытается прийти на выручку к своим родителям. Другая тысяча была сосредоточена в районе Монтелепре, Пьяни-деи-Гречи, Сан-Джузеппе-Ято, Партинико и Корлеоне, многие жители этих городков тайно состояли в отряде, и на них можно было рассчитывать в случае боя.
Сам же полковник Лука был неуязвим: он со своим штабом засел в Палермо. Значит, надо будет его оттуда выманить.
Подстегиваемый гневом, Тури Гильяно начал строить тактические планы. Это были четкие математические схемы, простые, как детская игра. Срабатывали они почти безотказно, ну а если вдруг случится осечка, он всегда мог скрыться в горах. Но он знал, что все зависит от безукоризненного выполнения каждой, пусть даже самой незначительной, детали.
Вызвав в пещеру Аспану Пишотту, он рассказал ему о задуманном. Затем сообщил Пассатемпо, Терранове, капралу Сильвестро и Стефану Андолини лишь то, что каждому необходимо было знать, чтобы выполнить свою миссию.
Карабинеры во всей Западной Сицилии получали деньги из своего главного штаба в Палермо. Раз в месяц фургон с деньгами под усиленной охраной объезжал все городские гарнизоны и штабы, находившиеся в данной провинции. Платили наличными: каждому карабинеру выдавали конверт, в котором лежала точная сумма крупными и мелкими деньгами. Конверты опускали в деревянные ящики с прорезями, которые затем ставили в кузов грузовика, служившего когда-то для подвозки оружия американской армии.
Водитель был вооружен пистолетом, кассир рядом с ним — винтовкой. Когда фургон с миллионами лир выезжал из Палермо, впереди ехали три джипа-разведчика (в каждом из них — пулемет и четверо солдат) и тут же шел грузовик с двадцатью карабинерами, вооруженными автоматами и винтовками. За фургоном ехало две машины, в каждой из которых сидело по шесть человек. Все машины были снабжены рациями, чтобы, если понадобится помощь, можно было связаться с Палермо или с близлежащими казармами карабинеров. Ни у кого не возникало опасений, что разбойники могут напасть на такую охрану. Ведь это было бы самоубийством.
Караван с деньгами двинулся в путь рано утром и сделал первую остановку в маленьком городке Томмазо-Натале. Оттуда он выехал на горную дорогу, ведущую в Монтелепре. Кассир и охрана знали, что день будет долгим, и ехали быстро. В пути они жевали хлеб с колбасой и запивали вином из бутылок. Они перекидывались шутками и смеялись; шоферы передних джипов сложили оружие на пол. Но, перевалив через последнюю вершину и уже начав спускаться к Монтелепре, они увидели на дороге большущее стадо овец. Головные джипы вклинились в стадо: охранники принялись орать на пастухов в домотканой одежде. Солдатам не терпелось поскорее попасть в прохладные казармы и съесть чего-нибудь горячего, раздеться и завалиться в постель — у них наступил обеденный перерыв — или перекинуться в картишки. Опасности никакой: ведь всего в нескольких милях отсюда, в Монтелепре, стоял гарнизон полковника Луки из пятисот человек. Они видели, как следом за ними в море овец въехал фургон с деньгами, но не заметили, что он сразу же застрял — никакой бреши перед ним не открылось.
Пастухи изо всех сил старались освободить ему путь. Они были так этим заняты, что, казалось, не замечали сигнальных гудков, криков, смеха и ругательств охранников. Ничто пока не давало повода для волнения.
Внезапно фургон окружили шестеро пастухов. Двое достали из-под курток ружья и вытащили из кабины водителя и кассира. А у обоих карабинеров отняли оружие. Четверо других принялись выбрасывать ящики с конвертами, в которых лежали деньги. Эту операцию возглавлял Пассатемпо — его зверская рожа и могучий торс нагнали на карабинеров страху не меньше, чем ружья.