Сид и Ненси
Шрифт:
Она встала и, кинув прощальный взгляд на рощу, луну и далекие огни домов, повернулась и пошла прочь.
– Подожди!.. Таня!.. Куда ты?..
– отрывисто выкрикивал Сид ей вслед, пытаясь ее догнать, но она, не оборачиваясь, быстро скрылась за деревьями. Сид стоял в недоумении, пытаясь понять, куда это она так торопилась, но так и не сумев ничего придумать, вернулся на берег пруда. Но теперь внутри у него все трепетало от радости. Он не просто встретил ее и поговорил с ней. Теперь он был прочно связан с ней невидимой нитью, которая ровно через сутки приведет его сюда же, и он испытает настоящее счастье, слившись не просто с Ней, но с Ее миром. "Одно место" теперь казалось ему раем, страной, где живут люди, такие же романтичные и свободные от предрассудков, пишущие стихи и живущие не по общим правилам. И тут его снова осенило, он внезапно понял, куда отправилась Таня. Какой же он дурак, что раньше не вспомнил об этом месте! А если сейчас пойти туда самому? А что, он тоже имеет право, это ведь их общее место, они были там вдвоем восемь лет назад, почему бы им не оказаться там вместе и сейчас? Но в этот раз, как подсказывал внутренний голос Сиду, все должно быть по-другому. И, решившись, он зашагал к окраине Двух Холмов, к заброшенному дому.
Чем ближе он подходил к нему, тем страшнее ему становилось. Колени его дрожали, он много раз собирался уже повернуть назад, но каждый раз сладкая мысль о Ней неотступно гнала его вперед.
Заброшенный дом все так же одиноко чернел в лунном свете. Внутри было тихо. "Она там", - прошептал одними губами Сид и крадучись подошел к густой траве, которая уже совсем скрыла под собой сгнивший забор. Постояв немного и прислушавшись, он решительно направился к дому. Но внутри оказалось пусто. Как и восемь лет назад, лунный свет лился через разбитое окно, скрипел на ветру оторвавшийся кусок крыши, в углах попискивали мыши. Но Тани здесь точно не было. Сид в тоске присел на пол. Собственно, с чего он взял, что она должна быть именно здесь? Если они сидели здесь с ней еще давно, то это ничего не значит. Она, может быть, уже этого и не помнит. И тут Сид понял, что именно тут, в этом заброшенном доме, куда он так боялся раньше заходить, он и останется. Хотя бы на одну ночь. Именно с этим домом были связаны его воспоминания о том дне, и теперь, глядя на эти ветхие стены, на груды мусора, которые за восемь лет только еще больше выросли, он испытывал безграничное наслаждение. Сердце его сильно билось, он чувствовал настоящее счастье, когда вспоминал их разговор здесь, и каждое ее слово отдавалось в нем, сладко щемя сердце. Он даже нашел гвоздь с бурыми следами засохшей крови, которым она тогда вырезала на его ладони букву N, и от этого пришел в неописуемый восторг. Жаль, что царапины за долгое время уже успели затянуться. Но Сид все глядел на ладонь, словно ждал, что буква сама собой возникнет вновь. И при воспоминании о каждом ее прикосновении к его коже его бросало в жар. Если бы не хромая нога, он бы, наверное, забегал от радости по дому.
"И все-таки этот дом - моя судьба, - подумал он, снова окидывая взглядом заброшенное жилище.
– Я назову его Второй Дом Отщепенца. Или лучше Дом Двух Отщепенцев - в честь Нее тоже". Замечтавшись, Сид прилег на полуистлевший матрас и сам не заметил, как заснул.
Проснулся он от дикого холода, ломившего все его тело. Прямо ему в лицо уставились глаза-бусинки на мордочке серой мыши, которая ползала по его матрасу. Сид в ужасе вскочил и с омерзением отшвырнул наглого грызуна прочь. Тут он заметил, что уже рассвело, в пустые прямоугольники окон льется свет, а снаружи клубится серовато-белый туман, который, проникая внутрь дома, оседал повсюду крупными каплями влаги. Вся одежда Сида и матрас, на котором он спал, насквозь промокли. Сид понял, что спать дальше он уже не сможет и, встав, подошел к окну и взглянул на деревню, утопающую в тумане. Было и правда еще слишком рано, мальчишка-молочник с моллинсовской фермы, позвякивая звонком велосипеда, еще только начинал развозить коробки с бутылками внутри, но, как показалось Сиду, деревня сегодня была куда в большем оживлении, чем обычно, отовсюду слышалось несмолкающее жужжание сонных голосов. Он услышал голос какой-то женщины, остановившей молочника и спросившей его, что произошло.
– Говорят, на Северном холме мальчик пропал, - донесся до Сида ответ.
Так вот в чем дело! Его уже с самого утра начали искать! Наверное, Аня озаботилась. Ну конечно, она, кто же еще. Ну ничего, стоит только подождать немного, а потом, когда дома никого не останется, вернуться в Дом Отщепенца, чтобы затем покинуть его навсегда. Сид забился подальше в угол дома, чтобы его случайно не нашли, и принялся ждать. Время тянулось невыносимо медленно, вдобавок ко всему ему жутко хотелось пить и есть. Временами мелькала одна назойливая мысль: пойти домой к бабушке или в магазин на соседней улице, чтобы утолить жажду и голод. Но Сид знал, что, стоит ему только выйти на улицу, как его тут же заметят и вернут домой. Поэтому он, стиснув зубы, молча терпел и ждал. Наконец, когда стало совсем светло и в лучах солнца, проникавших в дом, заклубилась пыль, он вылез из своего укрытия и задворками, стараясь держаться в тени, направился к Северному холму. Он еще только приближался к дому с задней, западной, стороны, а навстречу ему по склону уже сбегали три знакомые фигуры: коренастая и плотная - отца, высокая и худая - сестры и маленькая и тучная - бабушки.
– Слава Богу, Сид, ты нашелся!
– еще издалека закричала Аня.
– Я вам говорила, он не мог уйти далеко!
Сид остановился в смущении, не зная, что ему делать дальше. Все трое между тем налетели на него и принялись тормошить со всех сторон.
– Жив, родной мой!
– всхлипывала бабушка, обнимая его и прижимаясь к нему мокрой от слез щекой.
– Сидди, ну зачем же было так поступать с нами? Уйти, ничего не сказав! Мы ведь все так волновались, с самого утра на ногах!
– всплескивала руками Аня.
Отец же молчал, глядя на сына взглядом, в котором читалось смущение и в то же время раскаяние. И только когда они втроем (Данни направилась к себе домой, заодно и успокоить деревенских, сказать, что Сид нашелся) стали подниматься к дому, он обнял сына могучей рукой за плечи и произнес голосом твердым, но в то же время виноватым:
– Сынок, в общем, прости меня... за гитару. Я правда был не в себе, устал после работы как собака, а тут ты... Я куплю тебе новую, обещаю, как только деньги появятся. Я и правда так испугался, когда ты ушел, даже побежал за тобой вдогонку, да была темень хоть глаз выколи, я и не нашел тебя. А с утра... я, понимаешь, даже на работу не пошел, теперь меня запросто выгнать могут... а Аня в школу... А ты-то хоть где все это время был, а? Где целую ночь провел?
Сид молчал. Он вообще не знал, что ему говорить и думать насчет всего этого. Одно он понимал точно: с мечтами о счастливой и романтической жизни теперь можно было завязать. Однако уже потом, в доме, он вспомнил о Тане и о том, что сегодня ночью он должен идти с ней в "одно интересное место", к "интересным людям", и сразу повеселел. Уж наверняка он сможет незаметно ускользнуть ночью из дома, чтобы под утро вернуться. И, конечно, он испытает при этом настоящее романтическое, захватывающее чувство. При этой мысли его внутренности пробрал приятный холодок. Все-таки не все в этой жизни так плохо!
Глава 9.
"Аллигаторы"
Весь следующий день он, как и в недавний день рождения, находился в сильном волнении и с нетерпением ждал наступления вечера. Как и тогда, он боялся, что по какой-нибудь банальной причине все вдруг сорвется. Что если отец застукает его, когда он ночью будет выбираться из дому? Или Таня не придет в назначенное место? Да нет, успокаивал себя Сид, она его точно обманывать не станет. Поэтому самое главное - не разбудить ненароком отца. При одной мысли о том, что произойдет в этом случае, Сида начинало мелко трясти.
Наконец совсем стемнело. Поужинав, все трое разошлись по своим комнатам. Сид погасил свет и стал смотреть в окно, ожидая. Ночь выдалась удачно темной, луна была совсем скрыта за облаками, дождя и ветра тоже не было. Он дождался, когда в комнате Ани стихнут все звуки, а из чулана донесется привычный храп отца, и осторожно, на ощупь, стал спускаться по лестнице вниз. Когда он на цыпочках проходил мимо чулана, одна доска предательски скрипнула под ним, и в то же мгновенье громкий храп в чулане прекратился, сменившись почмокиванием. Сид в ужасе замер, боясь шелохнуться. Он знал, что в таких случаях отец обычно просыпался, и потому по его коже прошел неприятный мороз. Но опасность миновала: проворчав что-то неразборчивое, отец повернулся на другой бок (скрипнули пружины кровати) и через минуту его храп полился снова. Сид осторожно, стараясь не скрипнуть ржавыми петлями, открыл входную дверь и выскользнул наружу. До назначенного места он добирался, освещая дорогу карманным фонариком и то и дело прикрывая свет рукой, так как боялся, что светлое пятно на земле могут заметить с холма или из деревни.
Но вот из кромешной тьмы вынырнула и знакомая рощица. Сид сел на берегу озерца и принялся ждать. Полчаса спустя кусты зашуршали, и Сид одним шестым чувством ощутил, что это была именно она и никто больше. Он снова зажег фонарик и направил луч на едва различимый в темноте силуэт.
– Выруби свет, дурак!
– раздался возмущенный голос.
– Ты меня чуть не ослепил, мать твою!
Сид, смущенный ее грубостью, убрал палец с кнопки.
– Хвоста не привел?
– быстро спросила Таня. И после того как Сид, даже не поняв, о чем шла речь, ответил: "Нет", она произнесла: "Пошли" и снова нырнула в кусты. Сид едва поспевал за ней. Свет он боялся зажигать, и потому все время спотыкался, проваливался в ямы, запутывался в ветвях кустов. Однако Таня, похоже, часто здесь бывала и знала все тропинки, потому что шла быстро и уверенно. Наконец они выбрались на открытое пространство. Таня пошла медленнее, и Сид смог ее догнать. Как раз из-за туч вышла луна, и он как следует разглядел свою провожатую. На ней была темная широкая, явно с чужого плеча, кофта, джинсы и кроссовки. На него она даже не оглядывалась, и Сид всю дорогу видел только ее затылок с копной длинных и густых, черных как смоль волос. Он боялся, что она начнет спрашивать его о том, где он сейчас живет и что собирается делать, и ему придется со стыдом рассказать ей о том, что он вернулся в родительский дом и к утру ему надлежит быть там, на теплой кровати в мансарде. Но Таня всю дорогу молчала. На его редкие вопросы только махала рукой: мол, погоди немного, и сам все увидишь.