Сидни Чемберс и кошмары ночи

Ранси Джеймс

— Да, — кивнул он, — подобное привораживает. — Орландо подался вперед и добавил: — Есть нюансы, с которыми знакомы только музыканты.

— И математики, — улыбнулась Хильдегарда. Ее зеленые глаза искрились. — Но только самые умные. — Если кто-нибудь наблюдал бы за ними со стороны, то решил бы, что она заигрывает с Орландо. — Полагаете, вас поймут?

— Доктор Кейд всегда пытался понять меня, и профессор Тодд знает намного больше, чем кажется на первый взгляд. Но если речь идет об истинной музыке, они всего лишь профаны.

Хильдегарда повернулась к столу, где лежала партитура.

— Вот

что я еще заметила, если мне будет позволено сказать…

— Вашей проницательности, миссис Стантон, нет предела.

— Я об аранжировке слова «убивают». На мой взгляд, она довольно странная.

Орландо бросил на собеседницу хитрый взгляд и принялся объяснять:

— Это сделано специально. Слово «убивают» должно звучать необычно. Бах, к примеру, постоянно занимается звукоподражанием. В кантате 130 есть басовая ария: «Змий древний завистью пылает и воздвигает постоянные напасти, чтобы запять нас, бедных христиан», и музыка взвивается, как адское пламя. Я пытаюсь сделать нечто подобное.

Однако не признал, что слово «убивают» заключено в обрамление нот, буквенное обозначение которых соответствует фамилии Кейд.

Хильдегарда заинтересовалась, когда Орландо Ричардс начал сочинять свое произведение. Непохоже, чтобы в короткое время, прошедшее с момента смерти профессора математики, он написал так много музыки. Но если начал раньше, откуда взялось совпадение в виде намека на смерть жертвы? Не хотел ли Орландо предупредить коллегу об опасности? Или ноты отражают нечто более зловещее — заговор?

Во время обеда Сидни заметил, что его гостью что-то волнует. Но она не стала об этом распространяться.

— Я размышляю, — произнесла Хильдегарда. — Когда мне удастся встретиться с вашим другом, инспектором Китингом?

Сидни решил установить новую традицию омовения ног своих прихожан на Страстной четверг как символ священнической покорности в память о Тайной вечери. Возгордившись своей идеей, он отмел доводы Леонарда Грэма, который сказал, что когда дойдет до реального воплощения в жизнь данной процедуры, его пыл спадет.

Разумеется, он оказался прав. Сидни был разочарован, когда со все возрастающей неохотой мыл ноги примерно тридцати присутствующим в церкви. Среди них были Гектор Кирби, не в меру общительный мясник, Майк Стэндинг, бизнесмен с дурным запахом изо рта, владелец похоронного бюро Гарольд Стрит, склонный к чрезмерному употреблению спиртного дантист Фрэнсис Торт и новый приятель Сидни пожарный дознаватель Марк Боуэн. В конце концов Сидни понял, чему должен быть посвящен ежегодный съезд мастеров педикюра.

За ними последовали девушка Майка, Сандра, она же чемпионка восточной Англии по дзюдо, нервная органистка Марта Хидли и даже миссис Магуайер, которая пришла со своей сестрой-спиритуалисткой Глэдис. Сидни не сомневался, что последние две явились, руководствуясь не религиозным порывом, а желанием стать свидетельницами его замешательства. Он спрашивал себя, стоит ли Хильдегарда в этой очереди босоногих кающихся.

Склоняясь на колени и смахивая губкой воду с шишковатых белых ступней миссис Магуайер, Сидни вспоминал не Марию, льющую масло на ноги Иисуса и вытирающую их

своими длинными волосами, а мертвого Адама Кейда в ванне. Если у него не было сердечного приступа, отчего же он все-таки скончался? Не заметили ли чего-нибудь подозрительного осматривавший тело врач Майкл Робинсон и Гарольд Стрит, хранивший труп жертвы в своем похоронном бюро? Вряд ли кто-нибудь из них рассматривал, например, ноги доктора Кейда с тем же вниманием, с каким сейчас это делает сам Сидни. Нужно будет переговорить с обоими, и даже если их ничего не встревожило, попросить коронера Дерека Джарвиса произвести осмотр тела. Придется заручиться разрешением Китинга, а это гладко не пройдет, тем более что вечером ему предстоит познакомить инспектора с Хильдегардой. Но самое главное — все надо делать по правилам. Сидни беспокоило, что никто, кроме Хильдегарды, не принимал смерть Кейда так серьезно, как следовало бы.

Она села перед ним на стул и сняла черные туфли-лодочки. Сидни не требовалось поднимать голову, чтобы узнать ее. Он задержал в левой руке левую обнаженную ступню — бледную, но теплую, с изящным, почти в романском стиле, подъемом и по-девичьи юными, аккуратно подстриженными ногтями. Не спеша, взвешивая на ладони, протер ноги губкой и высушил полотенцем. Правую задержал дольше, чем требовалось, обтер и, слегка сжав, осмелился посмотреть Хильдегарде в лицо. Она улыбнулась. Сидни наслаждался моментом. Не сомневался: все заметили, что он уделил Хильдегарде больше времени, чем другим, но ему было безразлично.

Этот миг был единственным приятным за вечер. Все сразу изменилось, как только они заговорили с инспектором Китингом о возможном убийстве Адама Кейда.

— Ушам своим не верю! — возмутился полицейский, услышав, что все не так просто, как кажется. — Вы решили испортить праздничный вечер, наговаривая на врача, который сообщил, что человек умер естественной смертью. Миссис Стантон, я должен извиниться за друга. Иногда его заносит.

Было половина девятого, и они втроем сидели в баре «Орел». Хильдегарда понимала, что удостоилась особой чести, оказавшись в традиционной мужской компании, и примирительно произнесла:

— Я чувствую, что должна взять часть вины на себя.

— С какой стати? — удивился инспектор. — Не хотите же вы сказать, что это ваша идея? Мне вполне достаточно мисс Кендалл.

— Уверяю вас, мисс Кендалл здесь совершенно ни при чем, — заметил Сидни.

— Не могу взять в толк, Сидни, — Китинг еще пытался превратить разговор в шутку, — откуда вы берете этих женщин?

Хильдегарда повернулась к священнику. Тот не представлял, насколько быстро может измениться ее тон.

— Я не думала, что нас так много.

— Две и то выше крыши. — Полицейский встал и направился к стойке взять себе еще пинту пива и по стакану лимонада нарушителям благочестия Великого поста.

Сидни почувствовал себя неловко в наступившей тишине и соображал, как исправить ситуацию. Впервые за время знакомства и с Хильдегардой, и с инспектором Китингом ему не хватило слов.

— Какие улики подтверждают факт совершения преступления? — вернувшись, спросил полицейский.

Прежде чем ответить, Хильдегарда покосилась на Сидни: