Сидящее в нас. Книга вторая
Шрифт:
– Тебе что, не над кем поизгаляться? – изобразила досаду Ринда, чтобы даже случайно не выдать своего интереса к его планам по поводу их супружества. – У тебя прихлебателей полон двор. А, если к ним прибавить холопов, любовниц да коней с псами, так выбор жертвы ошеломительно богат. Чего ты ко мне-то прицепился? Надо мной изгаляться скучно: я не заверещу, не зарыдаю. Сам понимаешь: княжья гордость не позволит. Да и тебя за издевательства над природной княжной не похвалят. Хочешь оскорбить воинство Риннона, что ходило в бой под рукой моего отца? Они ж тебя прирежут.
– Складно щебечешь, – скалясь,
– Да вот, не уболтала, – улеглась обратно Ринда, убедившись, что его обуревает желание насытить любопытство, а не злобу. – Не захотел взять меня в жёны.
– Чего?! – опешил Кеннер, подавшись к самым прутьям клетки.
– А он тебе что, не накляузничал, как я набивалась ему в жёны?
– Ну, ты даёшь! – почти восхитился он, покачав головой. – Интересно, на что ты ещё готова, лишь бы не стать моей женой. Прям-таки напрашивается: откуда такая жгучая ненависть? Мы вроде ничего ещё не делили. Дорогу тебе я не заступал. Любимых слуг не резал. Чего ты выкобениваешься?
– А ты? – вежливо осведомилась Ринда. – Мне ещё ни разу в жизни не делали подарков с такой презрительной рожей, как у тебя нынче. И чего ты ждал от меня? Восхищение тому, как ты наловчился презирать бабское племя?
– Забавная ты пичужка, – ухмыльнулся Кеннер, стегнув плёткой по прутьям клетки. – – С тобой интересно поболтать да покусаться. А говорили, будто от твоей сволочной надменности пни трухой рассыпаются. Но ты не такая уж засранка.
– От такой похвалы слёзы счастья наворачиваются на выпученные глаза, – на слащавый бабский лад пропела Ринда. – Отопри клетку, и я брошусь тебе на грудь.
– Прирезать? – уточнил жених.
– Сам же сказал, что не чуешь этого. Остаётся одно: оросить твою грудь слезами умиления.
– Уморительная ты пичужка, – повторил Кеннер уже с многозначительной прохладцей. – Даже жалко будет пёрышки тебе щипать. А придётся. Ты ж добром не угомонишься?
– А ты? – вкрадчиво поинтересовалась Ринда, заложив руки за голову.
– Не выйдет, – покачал он головой. – Подмять меня у тебя не получится.
– А у тебя?
– Вот и посмотрим, – пообещал Кеннер уже через плечо, развернувшись уходить.
– Иди-иди, – пробубнила под нос Ринда, провожая его взглядом. – Посмотри.
Ночь была тёплой, но её пробирал озноб ожидания: или сегодня, или неизвестно чем всё закончится. На месте Кеннера она бы первым делом отлучила от бунтарки непонятную подругу-чужеземку.
Ринда приподняла голову и глянула на крыльцо: метавшие кости сторожа разъехались на задницах, пропуская господина. Игрульки не попрятали, значит, наказания не ожидали. Кеннер перекинулся с ними парой слов и скрылся в тереме. Азартная парочка продолжила своё занятие, метнув на клетку внимательные оценивающие взгляды. Как бы дурака не валяли, о деле не забывают – уже с истинной досадой подумалось ей. С виду погружены в игру, а на деле у обоих ушки на макушке. Воины – одно слово.
Но беда не в этом. Клетка торчит прямо посреди двора. А у крыльца да у задней калитки факелы. Не сказать, будто видать, как днём, но любого, кто появится во дворе, стражи непременно заметят. Как же Аки к ней подберётся – мучительно прикидывала Ринда, страшась за жизнь чучелки. Душу скребло опасение, что мутную чужачку, похожую на ведьму – а то и вовсе на кикимору болотную – не затруднятся даже ловить. Убьют, едва заметят, и весь сказ.
Время едва тащилось, переваливаясь через каждое мгновение, будто пузатый пьяница через забор. Не выучись Ринда в скиту той особой выдержке, что свойственна ушедшим от мира людям, взвыла бы сейчас, надорвав от страха сердце. Сама-то ладно: её и пальцем не тронут. По крайней мере, покуда не вернут в Риннон княгиней. Оттуда тоже можно сбежать, чему с удовольствием поспособствует та же Гулда. Но без чучелки она останется совершенно голой перед всем этим миром, где её мятежная самолюбивая душа не пришлась ко двору.
Время уже не тащилось, застряв в морозной неподвижности. Ринда лежала, пялясь в занавешенный потолок клетки. Да вяло скребла подбородок, раздумывая над тем, как бы подставить Кеннера перед поместниками Риннона, если уж суждено туда вернуться.
– Чего там?! – гаркнул один из стражей у крыльца.
Ринда скосила глаза: он продолжал сидеть, но тянул шею, силясь разглядеть запертую калитку, у которой насторожился товарищ.
– Щас глянем! – отозвался тот, сдвигая засов. – Кто-то там причитает!
– Мужик иль баба?! – озаботился второй страж крыльца, так же не удосужившись оторвать от него задницу и погромыхивая костями в деревянной чеплажке.
– Да вроде баба! А то и вовсе дитё! Больно уж пискляво причитает!
Ринда насторожилась. Перевернулась на живот, подобрала под себя коленки, чтобы споро вскочить, если что. До боли всматривалась в действия стража: тот распахнул калитку и вышел наружу. Не прошло и минуты, как во двор выкатилась Аки. Да как! Сколько уже Ринда удивлялась на подругу, а всё не наудивляется.
Чучелка меленько скакала на цыпках, высоко поднимая острые коленки в своих неизменных холщовых штанах. Вместо любимой душегреи какие-то расписные лохмотья, шевелящиеся вокруг неё, будто щупальца морской твари. Приглядевшись, Ринда узнала остатки расписного сарафана, что сунули ей перед отправкой сюда теремные холопки. Беспощадно располосованный на ленты, бедный сарафан довершал нелепый образ явившейся дикой шаманки, что, говорят, водятся где-то далеко на севере.
– Айя-уйя-уйййя! – негромко голосила Аки, качая головой на каждом прыжке и выписывая руками замысловатые кренделя.
На пляску народа Ных, что подруга иногда затевала ради собственного удовольствия, эти кривляния похожи, но выглядят как-то по-скоморошьи. Однако завораживают – признала Ринда, обернувшись и оценив выпученные глаза стражей у крыльца. Те лупали зенками на невиданное зрелище и никак не могли понять: что же это такое творится у них перед носом? Про товарища, который так и не вернулся во двор, оба забыли. Надолго ли – затукало в груди изнывающее от напряжения сердце.
Узнать не довелось: Аки доскакала до клетки, миновала её и вдруг метнулась к крыльцу камнем, пущенным из пращи. Стражи вскочили, выхватили мечи, готовясь отразить удар. Но явно не тот, который ожидали. Оба осели, держась за шеи, из которых торчали тонкие рукояти ножей. Поднять переполох их сипение не могло, да и Аки уже долетела до разгильдяев и прервала их мучения.