Сидящее в нас. Книга вторая
Шрифт:
Да, собственно, почему бы и не порадовать – расщедрилась Трёхликая, взбегая по лестнице на второй этаж. Вернёт безутешным родителям ребёнка и пожалуйста: сиди тут хоть до посинения. Она рванула на себя начинающую гореть дверь нужной комнаты. ЗУ в один присест отыскал бесчувственного мальчишку, забившегося под тахту, нырнул к нему, обвил и вытащил наружу. Таюли подхватила ребёнка и помчалась вниз – удав, буквально, волочился за ней по горящему полу, жадно пожирая языки пламени.
Только не лопни – насмешливо пожелала ему Таюли, подбежав к порогу заднего входа. Лис напряжённо сверлил глазами дверной проём, и сразу заметил спасительницу
– Встретимся у тебя! – напомнила она о цели неоконченного визита.
И потащилась обратно получать сомнительное удовольствие от доставленного ЗУ удовольствия подлинного.
Ликовавший кусок демона опомнился лишь тогда, когда на башку Трёхликой повалились горящие деревяшки. Таюли, понятно, вывернулась – и даже не слишком-то чистосердечно выругалась – но испугалась от всей души. Из дома она выбралась через передний выход – заднюю дверь уже завалило обрушившейся лестницей. Выбралась незамеченной в самый разгар споров о виновнике пожара, тупости кузнеца и благословенном ветре, что как раз дует в нужную сторону, не обещая иных возгораний. Почтенный Лис с Наксаром стояли в сторонке от всеобщего веселья. И отбивались от желающих поздравить градоначальника с его великим подвигом по спасению дитя.
Таюли преспокойно миновала пышущую жаром полыхающую стену дома: прямо вдоль неё, где высматривать её никому бы не пришло в голову. Выбралась на улицу и пошла обратно к меняле – никому не интересная рядом с таким громким событием. Глазастый гарпунёр ожидал чего-то подобного, заметил её и моментально сообразил, что к чему. Наксар выдернул Лиса из толпы, что-то ему сказал, и они помчались вслед за торопливо удаляющейся таинственной девушкой.
Когда они добрались, наконец, до покинутой в спешке гостиной, оба её новых знакомца дружно плюхнулись на диван. Сидели молча и пытали друг дружку глазами, дескать, ты тоже это видел собственными глазами? Так же дружно они подпрыгнули, едва Таюли надоело ждать, когда мужчины придут в себя. И ЗУ вылез из неё взглянуть, кто раздражает его подругу.
– Ну, что же, почтенный Ашбек, закончим с нашим делом? – устало предложила гостья, борясь с нарастающим зовом океана.
Напитав огненную часть своей новой сущности, она должна была позаботиться и о второй, столь же алчной и нетерпеливой. Участь Трёхликой ещё не мучила её, но уже начала докучать. Хотя, справедливости ради, Таюли признавала, что залезать во что-то горящее её никогда не тянуло – тут океан был куда, как привередливей.
Пока она размышляла о своей забредшей в невидаль судьбе, Лис виртуозно отсчитал причитающееся ей серебро. И рассыпал его в три мешочка, один из которых передал Наксару, подчиняясь молчаливому жесту гостьи. Наксар же передал его… обратно Лису. Но Таюли не поинтересовалась причудами их взаимоотношений. Скорей всего, градоначальник-меняла был ещё и хранителем денег – Наксар собирался на промысел, а оставлять дома жену с таким богатством было неразумно.
– Мне пора, – поднялась она и передала два мешочка с серебром тому же Лису: – Сохрани у себя, почтенный Ашбек. А то, что причитается тебе за эту услугу, отсчитай сам.
– Э!.. Госпожа, нам не туда! – заволновался Наксар, когда Таюли прибавила шагу, направляясь прямиком к берегу.
– Мне туда, – отмахнулась она и хотела, было, отправить его восвояси, но передумала: – Я должна уйти в океан. Прямо сейчас. Но, мне бы не хотелось делать это в одежде. Это неудобно. Ты не мог бы её забрать и отнести домой?
Впервые ей довелось увидать, как у человека сгорает от смущения не только лицо, но и спина, укрытая рубахой, жилетом и праздничной курткой. Наксар не знал, куда деть руки. Сопел, топтался и боролся с желанием обернуться. Но, он честно досчитал, как и было указано, до конца пятого десятка, прежде чем развернуться.
Песок на клочке пляжа, куда они забрались подальше от глаз, хранил небрежно сброшенную одежду. И следы женских ножек, пропадающих в полосе прибоя. На секунду вынырнув и обернувшись, Таюли заметила, как старательно, чуть ли не благоговейно сворачивали её куртку.
Следующие три дня она шлялась по острову, как всякая приличная Лиата, не имея понятия о цели и не выбирая пути. Возможно, о таинственной и, по всему видать, полоумной чужачке уже судили да рядили по всему острову. Но Таюли была уверена: для прояснения этакой напасти островитяне непременно сунутся к своему градоначальнику-меняле. А уж тот придумает какую-нибудь правдоподобную байку о…
О которой, кстати, неплохо бы узнать. Нет, она не собиралась ни с кем объясняться, но любопытно же, чего он там наплетёт. И вообще, неплохо было бы заглянуть к нему ещё разок: умный человек и говорит, как по писаному. Он прямо благоухает результатом приличного образования. А то и удачной, но заброшенной карьеры на материке.
Приятно, конечно, после всего пережитого побродить в тишине по безлюдному – кроме побережья – острову. Но образованной начитанной девушке это быстро наскучит. Ибо образование порождает желание поболтать о нём с кем-то похожим. С кем-то, кто сможет вполне разумно и внятно объяснить тебе, что он думает или не думает об интересных для тебя событиях.
Было ещё нечто, толкающее прочь от нарочито избранного одиночества к живому человеку, способному занять её ум: сны. Дэгран никак не оставлял её в покое. Но, если днём как-то удавалось победить свою маету – забросать его облик целой кучей мыслей о себе и о людях вообще – то ночью Раан был необорим. Он приходил в каждый сон, стоило сомкнуть глаза. И выворачивал ей душу, напоминая, сколь мало там оставалось места, не занятого им.
Или, скорей, той неизбежностью выпавшего Таюли жребия Трёхликой, избавиться от которого возможно лишь вместе с жизнью. Она не пыталась себе лгать: новая, подменная, и, конечно же, до неузнаваемости исковерканная сущность ей нравилась. Либо она уже родилась такой ненормальной, что с удовольствием приняла и насилие над собой, и нечеловеческие перемены. Либо пережитое после смерти отца так напугало, что полученная неуязвимость обратилась в величайшее благо. Так глубоко в себя Таюли не залезала, пробежав мимо этого вопроса, не оглядываясь.
Однако рана после её бессовестного шантажа с ножичком затянулась уже там, на пристани Заанантака. Причём в считанные минуты. Да и всякая боль, причиняемая ей с момента воссоединения с Рааном, вспыхивала не в теле, а в памяти, утверждавшей, что болеть должно. А Челия ещё больше лишила её чего-то человеческого, укрепив ощущение неуязвимости. Уже здесь на острове Таюли вогнала в себя нож на всю длину клинка. И даже потеряла немного крови. Но рана скоренько затянулась под её придирчивым взглядом исследователя – это легко, когда после такого опыта ты ничего не чувствуешь.