Сигма
Шрифт:
Напомню, что из 8 (восьми) безусловных оснований к отмене решения на стадии апелляции только одно имеет юридическую подоплеку, т.е. для отмены судебного акта в остальных 7 (семи) случаях не нужно быть юристом, чтобы увидеть — решение не подписано судьей, отсутствует протокол судебного заседания, нарушена тайна совещания и пр.
Может быть, присяжные наведут порядок и с декабрьскими исками. Все, что для этого нужно, это отменить первые 10 тысяч определении о возвращении таких исков лицам, обратившимся с ними в суд.
Пока же присяжные контролируют только качество
5. Delirium unternorm
Стремлением порулить рыночными отношениями, чтобы заставить их субъектов соблюдать судейские правила игры (попробуем угадать, какие именно), объясняется и отчетливая тяга нашей юстиции к судебному прецеденту. Считается, что высшие судебные органы фактически издают нормы, вносящие изменения и дополнения в действующую систему нормативного регулирования.
Именно этим пытаются объяснить движение российской правовой системы к восприятию прецедента как полноценного источника права.
К сожалению, полноценным источником права прецедент не стал и в ближайшее время не станет. Дело не в том, что власть судебная не должна подменять собой власть законодательную или какую-либо еще. В конце концов, теория разделения властей — это всего лишь теория. Напишут где-нибудь в Налибокской пуще нам Вторую Великую конституцию о том, что прецедент является источником права, и все. Тысячи диссертантов насочиняют горы обоснований этому замечательному факту, а миллионы преподавателей понесут знания в широкие массы.
Дело в другом — судебное решение (прецедент) превращает норму объективного права в норму права субъективного. В этом суть процесса правоприменения. Субъективное право, хоть тресни, не имеет, и не должно иметь общеобязательного для всех характера. Его нормы обязательны только для конкретных участников одного, отдельно взятого отношения (для мужа А при разводе с женой Б, для продавца В при возврате товара покупателем Г и т.д.). На то оно и субъективное.
Правоприменительные акты высших судов представляют собой разновидность корпоративных правил. Судейских корпораций у нас две. Одну возглавляет Конституционный Суд РФ, другую — Верховный Суд РФ. Так что у России не только два союзника, но и два врага. Один из них признал, что «северные» надбавки не входят в состав МРОТ (минимальный размер оплаты труда). Другой суд признал прямо противоположное. И что?
Даже судебные акты Европейского Суда по правам человека сами по себе не влекут для нас никаких последствий. Эти акты не то что источником права — юридическим фактом не каждый судья признает. Чтобы включился механизм их реализации, нужны дополнительные усилия, которым судебная система тупо сопротивляется.
Если же, к примеру, будет нарушен корпоративный акт Верховного Суда РФ в виде одного из постановлений его Пленума, то нарушителя выгонят с работы не за это нарушение, а за незаконное улучшение жилищных условий (как Майкову из ФАС МО).
Чтобы встроить прецедент в систему российского права, придать ему общеобязательный характер, необходима «ратификация» знаковых судебных решений, допустим, Конституционного Суда РФ, в форме федерального закона.
Примерно так поступал Верховный совет СССР с понравившимися ему указами своего Президиума. Так поступает и нынешнее Федеральное собрание РФ с приглянувшимися ему международными договорами или их частью. Система работала и работает.
6. Между молотом права и наковальней отношений
Теперь по поводу судебных правовых позиций. Это посерьезней судебного прецедента. Вот уж куда юстиции развиваться, так в эту сторону. Позицию обосновать — это вам не лобио кушать, тут понимание нужно.
Соглашусь, что безмозглое использование правовых позиций способно подорвать основы законности. От себя добавлю — и формальной логики.
Примером тому общепринятая у судей презумпция, что до государственной регистрации договор аренды считается незаключенным. Вот и выходит, что стороны несут на регистрацию, а госорган принимает и в массовом порядке регистрирует незаключенные договоры аренды. Между тем, законодатель указал — «договор считается заключенным с момента государственной регистрации». Про незаключенные договоры не высказался. Судьи сами додумали.
Полагаете, ничего страшного? Тогда так — «До вступления в законную силу любой приговор считается непровозглашенным». Чувствуете разницу?
Другой порок судебных правовых позиций — замалчивание. Суды взяли за правило выдергивать из общей массы и высказываться только по одному вопросу, годами делая вид, что остальных проблем не существует.
Например, Верховный Суд РФ в опубликованных документах ни разу не указал, как следует решать вопрос об отражении стоимости предмета взятки, когда и вся взятка и фактически переданная ее часть, не образуют размер, признаваемый крупным.
Тем не менее, в гражданском праве правовые позиции должны занять ту нишу между нормой права и объектом правового регулирования, которую в уголовном праве занимает такая юридическая конструкция, как состав преступления.
Нет закона, пока…
Неплохо бы в правовых позициях использовать одновременное толкование правовых и моральных норм. Взять и сформулировать, что если вместо требований о признании права на наследование суд рассмотрел требование о признании права собственности, то уплаченная в бюджет пошлина должна быть возвращена истцу.
Да не просто так, а с возмещением понесенных стороной расходов за счет казны Российской Федерации. Дефицит справедливого подхода в российском праве очевиден.
Вопрос о том, почему добросовестный приобретатель квартиры не является ее законным приобретателем осязаемо обнажил конфликт между моралью и нормами материального права, однако суд не говорит (умалчивает), почему принцип законности в этом вопросе он поставил выше принципа справедливости.
Рассуждения судебных юристов на тему конфликта морали и процессуальных правовых норм на примере суда над Иисусом Христом высвечивают ту же проблему, но с обратным знаком. Почему принцип справедливости в данном случае главенствует над принципом законности, нам также не объясняют.