Сигнал бедствия

Рид Томас Майн

Секундантами являются все присутствующие, из которых каждый делает свое дело. Один отмеривает расстояние, другой осматривает пистолеты. Решено стреляться на четырехствольных револьверах Кольта.

Сперва должны стрелять с двенадцати шагов. Если при первом выстреле будет промах, противники сходятся на такое расстояние, на какое пожелают. Если ни тот, ни другой не будут ранены, поединок продолжается холодным оружием.

Узницы и не представляют себе того, что происходит. Им даже не снится, что рядом с ними готова разыграться кровавая

драма, и что их судьба зависит от развязки.

Противники заняли свои места на расстоянии двенадцати шагов друг от друга.

Блью скинул матроску и засучил рукава, причем обнаружил целый ряд татуировок, изображающих звезды, полумесяцы, скрещенные якоря, женские фигуры - целую галерею из матросского быта. Видны при этом мускулы, похожие на канаты. Такие руки обещают хорошо справиться с тесаком. А если такие пальцы схватят противника за горло, его конец неминуем.

Но и Франциско Лара - серьезный противник. Он сбросил свой красный плащ и широкополую шляпу. Рукава он не засучивает. Бархатный пиджак не мешает ему.

Он сидит на нем как влитой, подчеркивая стройный стан.

Присутствующие затаили дыхание и переводят взгляд с одного на другого.

Страйкер должен подать знак к началу дуэли и потому стоит посредине, готовясь сделать это.

Вокруг мертвая тишина - затишье перед бурей. Слышно только, как приливают волны, как гудят буруны, да время от времени раздается резкий крик чайки.

Страйкер уже готов произнести нужное слово, как со скалы доносится голос Лакросса:

– Эй, друзья, ведь это остров! Мы на острове!

Во время лесного пожара и наводнения в диких степях обитатели стараются спастись в таком месте, которое защищено от неумолимого бедствия. Часто тут рядом с кровожадным волком стоит робкий олень: перед лицом грозящей обоим опасности они одинаково дрожат от страха. Хищники становятся так же смиренны, как и их жертвы. Экипаж "Кондора" представлял именно такую картину в данный момент.

Услышав слова Лакросса, разбойники сначала были удивлены. Потом удивление сменилось таким сильным страхом, что поединок тотчас был приостановлен.

"Мы на острове" - эти слова заключали в себе что-то до того страшное, что все бросились на вершину утеса, где стоял Лакросс.

Там перед ними предстала страшная истина. Пролив в несколько миль шириной тянется между ними и землей. А остров представляет каменистый кряж, омываемый водой. У него отвесные бока, и он тянется в виде плоскогорья, параллельно материку, по-видимому, совершенно бесплодный, быть может, даже не имеющий источника.

Это последнее соображение, вместе с мыслью о том, что лодки нет, превращает первоначальное впечатление страха в чувство сознательного ужаса.

Люди рассыпались во все стороны, осмотрели остров и, когда собрались вместе, каждый дал отчет.

Леса нет, только жидкий кустарник. Воды, кроме моря, никакой: ни ручья, ни речки, ни озера. Животные - только змеи, скорпионы и ящерицы, да птицы, с криком

проносящиеся над головами людей, как бы торжествующие, что те попали в западню. Положение безвыходное. Все понимают это. Им не нужно объяснять, что значит попасть на пустынный берег. Есть такие, которые уже испытали нечто подобное, и их память хранит перенесенные страдания. Всем понятно, что жизнь их в такой же опасности, как если бы этот кусок земли находился не в трех, а в тысяче миль от берега, среди Великого океана.

Дорого дали бы они теперь, чтобы быть на шхуне, обреченной ими на гибель.

Едва ли поединок состоится когда-либо. Соперники, может быть, таят еще гнев друг против друга в душе, но не высказывают его.

Иньеса Альварес и Кармен Монтихо с этого момента в безопасности, как если бы они гуляли по улицам Кадиса. Зато им, как и другим, грозит голодная смерть.

Бывших матросов "Кондора" ожидает такая же участь, как и тех, кого они оставили на шхуне.

Не удивительно, что им представляется, что здесь действует рука Божия.

Но неужели Бог допустит, чтобы невинные страдали вместе с виновными? Надо надеяться, что этого не будет.

LVIII. Бесконечная пытка

– Пресвятая Дева, смилуйся над нами!

Этот возглас мольбы вырывается из уст дона Грегорио Монтихо в рубке "Кондора".

Уже несколько дней прошло с тех пор, как бежал экипаж, а шхуна все мчится на всех парусах к юго-западу.

Обреченные на гибель жертвы в том же положении: негр на лавке в камбузе, капитан с пассажиром друг против друга за столом в рубке, крепко привязанные к креслам.

Они очень изменились внешне. Дон Грегорио и Лантанас уже пять суток сидят в одном положении, без воды и без пищи.

Они напоминают живые скелеты с глубоко провалившимися глазами.

Если развязать веревки, удерживающие их, они тотчас упадут на пол. Раньше они перебрасывались кое-какими словами о своем отчаянном положении, теперь молчат.

Они еще верят в спасение, но с каждым часом безнадежность овладевает ими все сильнее и сильнее...

Иногда до их слуха доносились крики повара, который, как они догадывались, тоже был привязан. Они пробовали вступать с ним в разговор и кричали ему. Но вскоре убедились, что это напрасно. Он если и слышал их, то не мог ответить.

Несчастные уже не имеют сил кричать. Их давно покинула надежда развязать веревки, и они перестали говорить друг с другом.

Лантанас был в полной апатии и сидел, опустив голову на грудь. Дон Грегорио держал, или, по крайней мере, старался держать голову прямо. В открытые окна рубки видно море.

Он не спускает с него глаз, все еще надеясь увидеть там что-то. Но видны только белые, пенистые гребни, да время от времени на синей поверхности плещутся, играя, морские свинки.

Только один раз он заметил предмет, который заставил его затрепетать. Он вскрикнул и изо всех сил сделал усилие, чтобы вырваться из веревок.