Сила двух начал
Шрифт:
Горечь, владеющая существом Мэри, усилилась, когда она подумала в бессонном бреду, что единственная виновна в каждой смерти, что прошла вблизи от нее. Внезапно ей захотелось стать кем-то другим, кем-то, у кого нет ни сердца, ни души, кто не способен чувствовать. Малодушие захватило ее в один миг, но вскоре исчезло, как исчезает усталость после освежающего сна. Теперь лишь пустота и безразличие ко всему окружающему владело ею, и Мэри всю следующую неделю провела в своей комнате, не делая абсолютно ничего. Лишь лежала на кровати, глядя в потолок бессонными глазами, пребывая в некоей прострации, и совершенно ничего вокруг не замечала. Где она была и о чем думала, не было известно даже ей и впоследствии, когда она возвращалась в своей памяти к этому времени, сама не могла точно сказать, что же именно тогда с ней было.
Бывали и кратные мгновения возвращения
Но полностью из этой ямы безразличия и апатии Мэри вышла восьмого сентября – потому, что ее сова, сердито ухая, клевала волшебницу за пальцы, и довольно ощутимо, чуть ли не до крови. Поэтому-то Мэри пришлось встать и с полчаса вымаливать у своей любимицы прощение словами извинения и сожаления и совиными лакомствами. Но Герда, сердито отвернувшись, взлетела под самый потолок, усевшись на карнизе – там, где Мэри не могла ее достать. Волшебница почувствовала грызущее чувство вины – как она могла забыть о своей любимице?
Еще десять минут Мэри просила у совы прощения и та все же с большим недовольством спустилась вниз, впившись в глаза волшебницы укоризненным, немигающим взглядом.
— Прости меня,— произнесла Мэри вновь, с раскаянием в голосе,— теперь ты, наверное, улетишь – и больше у меня друзей не останется...
Герда улетать не стала, а вновь ущипнула волшебницу, но на этот раз гораздо ласковее. Мэри поняла, что сова простила ее и нежно прикоснулась к ней, лаская. И в удивлении застыла, увидев привязанный к лапке своей любимицы свиток пергамента. Осторожно отвязав пергамент, Мэри с любопытством развернула его, и, различив ровный почерк Кэт Мейнджен, приступила к чтению:
« Дорогая Мэри!
Решила написать тебе, так и не дождавшись письма от тебя. Надеюсь, ты была очень занята чем-то важным тебе, а не вновь валялась в кровати, отходя от очередного приступа. Очень хотелось бы увидеть тебя вновь; если ты тоже хочешь поговорить со мной, о чем угодно, напиши мне – чем скорее, тем лучше. Надеюсь, что встреча наша произойдет как можно скорее – у меня полно новостей, и я очень хочу поделиться ими с тобой. Да и у тебя, верно, есть, что мне рассказать. Так что не прощаюсь, а говорю – до скорой встречи». МК
Увидев знакомый знак, что был одновременно и инициалами Кэт, и отражал ее призвание, Мэри почувствовала теплоту к Кэт, что мгновенно оживила ее душу. Этот знак, что появлялся в каждом письме Кэт, был так же привычен волшебнице, как и улыбка Кэт – легкая, одними уголками губ. Да, ей точно нужно встретиться с Кэт – она поможет ей выйти из апатического равнодушия, вернет ее к жизни полностью...
Твердо решив встретиться с Кэт как можно скорее, Мэри в темпе написала ответ подруге, сообщив ей, что готова встретиться с ней в ближайшую пару дней и отправила письмо с Гердой. Глядя на удаляющуюся сову, волшебница только сейчас увидела, что занимается рассвет – небо над верхушками деревьев сильно посветлело, до нежно-голубого цвета. Зевнув, Мэри с наслаждением потянулась, осознавая, что вновь окунулась в воды бытия – пока что спокойные, но вскоре обещающие стать бурными, что приведут ее, возможно, к чему-то необычайно радостному. И надежда на это, вера в близость скорого счастья наполнила все существо Мэри, подарив ее измученной душе долгожданную гармонию, с которой Мэри и погрузилась в благостный сон...
Ответ от Кэт волшебница получила на следующий день – Герда принесла его спустя час после рассвета. В письме Кэт писала, что будет рада встретиться с ней, Мэри, в этот же день, девятого сентября, у опушки леса клаббертов, в час пополудни. Волшебница, обрадовавшись тому, что уже через пять часов увидит Кэт, бережно свернула пергамент, спрятав его в тот ящик ночного столика, где она хранила все письма. Ее рассеянный взгляд скользнул по письму от Кристиана и волшебница, движимая нежданно пришедшим приступом грусти, что мгновенно перекрыл ей доступ кислорода, решительно задвинула ящик с письмами на место, убрав этим письмо с глаз. Но память ей услужливо подкидывала строчки из этого письма, каждая из которых так и лучилась теплотой, заботой и любовью. Мэри не смогла сдержать слез; рыдания душили ее так долго, пока она не смогла справиться с ними, пересилив себя и те чувства, что овладели ее душой.
Строго приказав себе успокоиться, она рукавом мантии вытерла слезы и, подошла к зеркалу, глянув в его глубины. Волна ужаса подступила к сердцу Мэри,
Не раздумывая ни секунды, она решила переместиться к небольшому озерцу с впадающим в него водопадом, что находился в дюжине миль отсюда. Оказавшись у озера, Мэри по-быстрому скинула с себя лохмотья и, вытянувшись в струнку, нырнула. Прохладная вода приятно холодила кожу и волшебница плавала в лазурной глубине озера, ощущая, как вместе с пылью и грязью смывает с себя все негативные эмоции, что накопились в ее душе за последнее время. Она загребала мощными движениями рук прозрачно-голубую воду, плавая без малого час, и, в конце концов, доплыла до водопада. Потоки воды, падающие в озеро с приличной высоты, разбивали его спокойную гладь с шипением, и Мэри, встав под мощные струи, ощутила блаженство – такой массаж одновременно и расслаблял, и придавал волшебнице сил. Ощутив нежданный приступ веселья, что пришел к ней вместе с необычайной легкостью, что теперь владела всем ее телом, она залилась счастливым смехом – теперь от былой горечи и от грусти не осталось следа, они были смыты, как и прочий негатив, прозрачными струями. Но и радуясь переменам, Мэри не забывала о вероятности подхватить воспаление легких – поэтому немедленно поплыла к берегу озера, и, оказавшись на изумрудной траве, по-быстрому высушилась, облачившись после в джинсы и легкую кофту. И, разумеется, попутно уничтожила лохмотья, в которых пришла сюда, и к которым ей было теперь даже прикоснуться противно.
Как раз в эту минуту солнце, до этого скрывавшееся за кронами деревьев, что окружали озерцо с трех сторон, появилось, посылая и озеру, и Мэри и всему миру свои ласковые лучи. Ощущая в каждой клеточке своего тела приятное тепло, разлившееся в одно мгновение, волшебница начала приводить в порядок волосы. Даже после купания они с трудом распутывались, и прежде, чем Мэри смогла привести их в полный порядок, ей пришлось вложить в это дело немало усилий. Но результат всех трудов ее изрядно порадовал – теперь волосы спадали на плечи и спину коричневым каскадом, и на ощупь напоминали шелк. Глядя на свое отражение в водной глади, Мэри с радостью отметила, что внешне сбросила лет 20, вернув себе истинный возраст, но полное восстановление прежнего облика не произошло из-за глаз – ведь их она изменить не могла, как, впрочем, и приукрасить свою изуродованную злодеяниями душу – а ведь именно ее отображали глаза. Но волшебница не впала вновь в уныние, а, сумев различить в глубине своих глаз огоньки веселья, отошла уже совсем от воды, довольная произошедшими в своей внешности изменениями.
Еще немного она постояла возле озера, любуясь захватывающей дух картиной низвергающегося в озеро водопада, затем, осознав, что пора возвращаться в особняк, трансгрессировала в свою комнату. И была удивлена, увидев там Северуса Снегга, что неизвестно как проник через все охранные заклинания, которые Мэри поставила на дверь. Глядя в окно только что, он, услышав шаги волшебницы, обернулся, сказав ей:
— Извини, но госпожи нет, так что...
И удивленно замолк, не договорив – Мэри весело рассмеялась, обескуражив этим юношу: