Сила отчуждения
Шрифт:
– Теперь каждый день – ночь, – продолжал граф уныло. – Ничто не спасает: ни пиры, ни охота. Ни книги. А уж ночью-то…
Обречённо вздохнув, он взял верхний пирожок из немалой горки, явно нацелясь разрушить её до основания. Хоть и не спасает, а всё ж – утешение.
– Ладно, не ной, – сказал богатырь. – По-твоему, можно бултыхаться в дерьме и радоваться жизни? Первое правило людоеда: не трогать сирот!
– Почему? – удивился де Биф.
– Мясо горклое, – отрезал Светлан. – От сиротской жизни, понял?
Не хватало и этого пожалеть, сердито подумал он. Так и маньяков можно записать в жертвы. Ну больные же люди!
– За жизнь столько не передумал, как за последний год, – пожаловался Роже. – Хочу понять её. Не выходит. Всё думаю, думаю…
– Действительно, для тебя это трудно. Не скажу, что вредно. Да и перепоручить некому – при твоей-то должности.
Насупившись, граф помолчал ещё, затем спросил:
– Про оборотня ты всерьёз говорил?
– Вполне, – кивнул богатырь. – Другое дело, что причины тут бывают самые разные. А лечить болезнь, не зная истоков…
– Но сейчас что мыслишь?
– Должно быть, у неё хорошая память, – предположил Светлан. – Наверно, даже абсолютная, да?
– И что?
– А то, что лучше б Адель была склеротиком. Для слабых душ совершенная память – проклятье. Неспадающая боль, нетускнеющая обида… Одержимые мщением как раз из этой породы. Хотя ещё есть такая аберрация психики, как избирательная память. И, увы, почти всегда запоминают худое – притом искренне, с полной убеждённостью. Может, и она из таких?
– По-твоему, Адель безумна?
Биф опять задумался, верно, прикидывая, насколько эта новость усугубляет беду.
– Да не переживай так, – сказал Светлан. – Практически все люди психи… кто больше, кто меньше… и каждый по-своему. Иногда это даже исправимо – если повезёт на спеца.
– Вот, – пробурчал Роже. – Если повезёт. А мне – никогда.
– Ну не надо, не надо!.. Ведь свою любовь ты всё же встретил?
– Это – везение?
– Ещё какое, не сомневайся. Ты страдаешь – значит, живёшь. А иначе разгуливал бы мертвецом до самой смерти.
– Не знаю, что хуже.
– Ну, сделаться трупом ты можешь в любой миг!.. Однако ж не хочешь, верно?
– Д-да. А ты…
И Биф опять умолк, погрузившись в себя. Господи, да что он такой заторможенный? Хотя лучше так, чем быть отморозком. Вот они вовсе без тормозов.
– Ломаешь голову, тот ли я, кто тебе нужен? – спросил Светлан. – Действительно, непростая задачка.
– А сам чего думаешь?
Он пожал плечами:
– Может, я не лучший лекарь, но других у тебя нет. И во всяком случае, я хочу помочь.
– Впрямь?
– Попробуй поверить мне, – сказал богатырь. – Я понимаю: до сих пор никто не оправдывал, – но сделай ещё попытку. А вдруг больше не будет шанса? У нас ведь узкий круг, и попасть в него куда трудней, чем вылететь.
– Хорошо, – выдавил Роже. – Доверюсь тебе.
– Будто бы из последних сил, да? – ухмыльнулся Светлан. – Ты ещё не знаешь, как тебе подфартило сейчас – уже второй раз, заметь!
Судя по кислой физиономии графа, он в самом деле об этом понятия не имел. Но слово сказано, а здешняя публика такая негибкая…
– С Адель мы встретились… странно, – неохотно начал правитель. – И если б знал, что это ударит… так… Меня точно громом разразило. Всё кувыркнулось в один миг.
– Упс! – молвил Светлан и вгляделся в де Бифа пристальней. – Ага…
– Что? – встрепенулся тот. – Понял чего?
– Ведь ты знал Адель ещё до тех событий. Какой она была?
– Весёлая, игривая… ребёнок совсем.
– А после вашей… гм… смычки оба переменились, да? В тебе убавилось… что-то… а в ней, наоборот, появилось. Закон сохранения.
– По-твоему, это я заразил её?
– Обычно так и происходит: зверство порождает зверство, умножая зло, образуя порочный круг, – но в тот раз вышло иначе. Воспылав страстью, ты не захотел вредить Адель дальше и не дал замкнуться кольцу… хотя своё заклятье уже передал. Причина в тебе, граф, – надо искать, где ты подхватил эту заразу. Ну-ка вспоминай, что изменилось в тебе после близости с Адель. Главное, а?
– Больше не впадаю в ярость от ерунды, – ответил де Биф почти сразу. – Ведь скольких порешил… до этого. В бою, правда, помогало – когда не сам во главе.
– А подозрительность – тоже обуревала? Всюду чудились заговоры, да? И в каждом виделся предатель…
– Было, точно.
– Если интересно, это зовётся паранойей, – сообщил Светлан. – Характеризуется стойким бредом. В моей стране ею переболели многие, от первого царя до «отца народов» – не считая тварей помельче… И давно началось?
Теперь граф задумался надолго, словно решил просмотреть свою жизнь день за днём.
– С юности, – объявил наконец. – Пятнадцати не было, когда убил слугу, пролившего на меня вино.
– Гм… А до этого много выпил?
– Собирался только.
– Ладно, тогда поройся ещё. Перед убийством с тобой не происходило странного? Может, видел кого-то… из ряда вон.
– Не знаю, – выдавил Биф через силу. – Это как сон.
– Давай-давай, уже теплее!..
– За день до убийства я охотился. Погнался за вепрем и скакал долго, пока не попал в горы… Тогда мы жили вблизи, а война едва тлела, – пояснил граф, словно оправдываясь. – Потом… помню ущелье, вскоре ставшее пещерой… старика, громадного как скала… его глаза-факелы, прожигающие насквозь… страшный голос, похожий на обвал… Всё, дальше пустота! Утром очнулся и обнаружил себя на пути к замку. Наверно, приснилось.