Сила прошлого
Шрифт:
— Молодцы, — высказывает свое мнение, — простенько и уютно. Сразу видно, что тут живет народ со вкусом.
Встряхивает набитый до отказа пакет, который плавно покачивается — должно быть, весит немало.
— Где расположимся? — спрашивает. — Все еще теплое.
— Чувствуйте себя как дома.
— Спасибо.
Как и вчера, он совершенно не воспринимает мой сарказм. Такого ничем не прошибешь. (Либо сарказм вообще не мое сильное место?) Секунду-другую вроде бы ждет, что я покажу, где можно устроиться, но на самом деле не дает мне даже слово сказать и устремляется в гостиную. Сейчас заодно узнаем, впервые он здесь, или же его осмотр был спектаклем для отвода глаз — от такого, как он, всего можно
— Ого, какая терраса! — слышу его восклицание.
То же самое вырвалось у нас с Анной, когда риэлтор привел нас посмотреть квартиру. Дело в том, что квартира скромненькая, дом неказистый, а терраса — со стороны двора, с улицы ее не видно, и о ее существовании даже не подозреваешь, пока не войдешь в гостиную и она не предстанет перед тобой — просторная, светлая, распахнутая на весь Рим. Она поражает, это правда.
— Фантастика! — он понизил голос. — Кто бы мог подумать!
Я присоединяюсь к нему. Он стоит у перил, ухватившись за сетку, зачарованно смотрит на закат.
— Фантастика! — повторяет он. — Даже собор Св. Петра видно. Террас с таким видом, знаешь ли, немного в Риме. Квартира твоя?
— Нет. Съемная.
— Вот оно что… И дорого?
— Да как сказать…
— Сколько?
Не знаю, что читается во взгляде, который я на него бросаю, но он считает нужным добавить:
— Если это нескромный вопрос…
Что вовсе не значит: “считай, что я ничего не спрашивал, это не мое дело", но все же лучше, чем ничего.
— Миллион четыреста, — отвечаю.
— И ты еще чем-то недоволен?!
— Я вовсе не недоволен.
— Держись обеими руками за хозяина дома — ты уж мне поверь — если он берет с тебя миллион четыреста в месяц за квартиру с такой террасой. Он что, твой друг?
— Нет.
— Ах, даже так? А кто он такой?
Пробую на нем тот же взгляд, что и минуту назад. Не срабатывает — он ничего к сказанному не добавляет.
— Понятия не имею, — отвечаю, — нашел через агентство.
— Ну, ты, парень, счастливчик, должен заметить, — покачивает он головой. — Миллион четыреста…
Парень. Я не парень.
— Ладно, давай есть, а то остынет.
Он вытаскивает из пакета кучу упаковок и выкладывает их на стол: промасленные пакеты, контейнеры из алюминия, две банки с пивом и два пластиковых стаканчика, которые тут же начинают падать на сквозняке и, если не предпринять ничего, слетят на пол. Потом начинает все это разворачивать, вытаскивая на свет суппли, запеченную моцареллу, оливы из Асколи-Пичено, рисовые котлетки, картофельные крокеты и прочую снедь — все жареное. Хватило бы, чтобы накормить целый класс.
— Тут, рядом с Пирамидой, одна из лучших в Риме закусочных, ты в курсе?
— Какая? “У Пьетро”?
— Точно. Бываешь там?
— Покупаю жареных куриц, когда остаюсь дома один.
Подхватываю один из стаканчиков, собравшихся улететь, наливаю пива. Потом наполняю другой и набрасываюсь на печеную картошку в алюминиевом контейнере. Я голоден.
— Когда они ее всю отмыли, эту закусочную, — уточняет он, — она стала явно хуже: похожа сейчас на обычную пиццерию — что-то приличное и даже уютное, а настоящая закусочная должна быть грязная, маленькая, вонючая, именно такой была когда-то “У Пьетро”. Но, несмотря на то, что она обуржуазилась, некоторые вещи там чудесные. Попробуй-ка это…
Он протягивает мне что-то, напоминающее стельку для обуви, с которой стекает масло — это последнее, что я бы выбрал, будь моя воля, но я уже убедился, что моя воля, когда он приступает к действию, не играет никакой роли. Он ждет, когда я попробую эту стельку, и когда я
— Трамеццино, [49] — запеченный в духовке: пробовал такое? Отрицательно качаю головой, стараясь не обжечь язык раскаленной начинкой.
— Здорово, правда?
49
Трамеццино — тип итальянского сэндвича.
Действительно вкусно. Внутри хрустящего жареного теста, вроде пиццы — начинка из сыра и, похоже, из ветчины. Что страшно — это фонтаны масла, которые буквально брызгают, стоит тебе откусить кусок.
— Жирновато, — говорю.
— Не без того, — отвечает он, плохо имитируя римский диалект, с открытым “э”, как у Челентано в “Ругантино". [50]
— Именно поэтому так вкусно, — он тоже берет себе “стельку”. Жует и говорит одновременно:
50
“Ругантино” — фильм Паскуале Феста-Кампаниле (1973).
— Видишь ли, не знаю, как ты, а я почитатель закусочных. Я даже книжку об этом написал — “Under 10”, [51] подзаголовок “Путеводитель по итальянским закусочным”, там рассказано обо всех закусочных, где можно поесть — где можно было поесть, сейчас цены выросли — меньше, чем за десять тысяч лир. Может, в следующий раз занесу тебе…
Ого, он, оказывается, еще и писатель.
— Дело в том, — продолжает он, — что я всегда питался в закусочных. Я видел, как они открываются, закрываются, меняются в Риме, Генуе, Ливорно, Неаполе, Милане, теперь они стали заведениями для богатых, но еще двадцать лет назад, поверь мне, было совсем другое дело. Друг мой, я был завсегдатаем как минимум трех поколений итальянских закусочных…
51
“Ниже десяти” (анг.).
Он заграбастывает суппли, но не ест его, а высасывает, как Гассман — крем-карамель. [52] Я продолжаю выуживать из контейнера картошку, жирную, на славу подрумяненную, пахнущую чесноком и розмарином и страшно вкусную.
— И знаешь, что еще? Когда я бываю заграницей, больше всего мне не хватает итальянских закусочных. Не искусства, не климата, не итальянских ресторанов, которых теперь везде полно, а именно закусочных. Их нет больше нигде. Может, потому что я отродясь не знал домашней еды, даже ребенком, но когда я попадаю в настоящую закусочную, из тех, что ничуть не изменились за сорок лет, с тусклым светом и чадом горелого масла, которым пропитывается даже твоя одежда, я чувствую себя дома. Для меня это настоящая поэзия: здоровяки в грязных фартуках с жирными руками, блеклые женщины, которые провели всю жизнь за кассой, небрежность, с какой тебе выдают сдачу, делая вид, что ты здешний завсегдатай, даже если видят тебя впервые…
52
В фильме “Обгон” (1962 г., реж. Дино Ризи) Витторио Гассман, исполняющий главную роль, оставшись один в ресторане, словно в отместку бросившим его друзьям, проглатывает целиком крем-карамель. Витторио Гассман (1922–2000) — знаменитый итальянский актер и режиссер.