Сила земли
Шрифт:
— А я стою за справедливость и буду стоять за неё! Никто… даже ты, мать, не свернёшь меня с этого пути!
— Ты не уважаешь своей матери!
— Я уважаю тебя, но иду по правильному пути… Есть вещи, в которые женщины не должны вмешиваться!
Корнелия хотела ответить, но губы её задрожали так сильно, что она не могла выговорить ни слова.
В это время вошёл с улицы Гай и, взглянув с удивлением на Тиберия, воскликнул:
— Вернулся? Совсем вернулся? Хвала богам! — Он бросился к Тиберию, чтобы обнять его, но, увидев бледную, дрожащую мать, отступил: — Ты оскорбил мать?
Тиберий, жалея, что погорячился, подошёл к Корнелии и, целуя её руки, сказал:
— Прости меня, мать!
Но Корнелия не простила: отвернувшись от сына, она медленно вышла из атриума.
— Что ты наделал? — вскричал Гай, растерянно оглядывая всех. — Ты обидел её?
Тиберий рассказал, как было дело. По мере того как он говорил, лицо Гая светлело, улыбка появилась на его губах.
— Конечно, ты прав, брат, — сказал Гай. — Но ты, вероятно, употребил резкие выражения…
— Я сказал, что не дело женщин вмешиваться в такие дела.
— И это, брат, верно, но ты знаешь нашу мать, и так говорить не следовало.
— Да, я погорячился.
В этот день Тиберий побывал у своего тестя Аппия Клавдия. Выслушав зятя, Аппий Клавдий обещал ему поддержку в сенате, однако сказал:
— На улицах сторонники сената кричат: «Позорный мир!» И, хотя плебс не хочет их слушать, Сципион Назика взывает к чести римлян, напоминая о доблестных обычаях предков. Он требует смертной казни для военачальников и децимации для легионов.
— Но это жестоко!
— Я постараюсь смягчить решение сената, если это будет угодно богам.
На другой день было объявлено постановление сената: мирного договора не утверждать, отправить в Испанию сенатскую комиссию для расследования дела и выдачи неприятелю консула Гостилия Манцина, босого, раздетого, связанного по рукам и ногам; легионеров и военачальников освободить от наказания.
Тиберий, делавший доклад в сенате о положении в Испании, подвергся оскорблениям со стороны Сципиона Назики; огромный, тяжёлый, неповоротливый оптимат был взбешён, глаза его сверкали, лицо пылало.
— Кто это перед нами, отцы государства? — кричал он, наступая на Тиберия. — Не узнаю! Сын доблестного Семпрония Гракха? Мой двоюродный брат? Квестор при консуле? Непостижимо! Нет, это грязный плебей, бродяга, возбуждающий народ в попинах. [111] Субурры, пьянствующий с ворами и презренными…
— Замолчи! — резко прервал его Тиберий. — Всё это ложь, и ты хочешь восстановить против меня не только Сципиона Эмилиана, но и всех отцов государства. Я горжусь тем, что спас от смерти или рабства несколько тысяч римлян!
111
Попина— кабачок, питейное заведение.
— Слышите? — загрохотал Сципион Назика. — Гракх в роли спасителя легионов — ха-ха-ха!
Громовые раскаты разнеслись под сводами курии Гостилия, перекошенное яростью лицо Сципиона Назики приблизилось к лицу Тиберия, глаза их встретились. Но Тиберий не отвёл взгляда, только тихо сказал:
— Ты несправедлив… Пусть боги воздадут тебе за это.
Сципион Назика отшатнулся от него, сжал кулаки, но, сдержавшись, отошёл.
Глава V
После смерти Деция, когда скорбь Тукции улеглась и в доме стало спокойно, в сад пришёл с таинственным видом Нумерий. Сперва он заговорил о цветах, потом о винограде и оливках, о ценах на хлеб и наконец, как будто случайно, обронил несколько слов о восстании рабов.
— Подумать только, — заговорил он, — половина острова охвачена огнём! К Евну убегают даже рабы из нашего города.
— Что ты говоришь? — вскричал Сервий. — А помнишь того нищего с вороной? Говорят, он вербовал рабов в войска Евна.
— Да, это так, — подтвердил Нумерий и тихо прибавил: — Зайди ко мне, есть о чём поговорить.
— Говори здесь.
— Нет, зайди ко мне, — настойчиво повторил Нумерий.
Тукция прислушивалась к беседе мужчин, не вмешиваясь в неё. Последние слова Нумерия особенно обеспокоили её.
И, хотя Тукция продолжала срезать цветы, работа не спорилась, и она, с досадой отбросив нож, пошла взглянуть на детей: мальчик играл ка дорожке, строя из веточек шалаш, а девочка спала в колыбели.
Сервий отправился к Нумерию.
— Не уходи никуда, — приказала Тукция сыну и тихо вышла на улицу.
Из дома Нумерия доносились голоса, и она различила голос мужа, что-то говорившего с жаром, потом голос Нумерия, а затем послышался чей-то резкий, настойчивый голос, часто повторявший «порази меня Юпитер!»
«Где я слышала этот голос? — думала Тукция. — А ведь слышала, я уверена в этом… О боги! Неужели это Аврелий? Ну конечно, он!»
Она подошла поближе к дому соседа и услышала слова:
— Евн борется за свободу. Вожди рабов Ахей и Клеон берут города, уничтожают публиканов [112] и ростовщиков, делят богатства среди рабов. Я убеждён, что римляне будут побеждены, — порази меня Юпитер!
— Об Евне я слыхал, — молвил Нумерий. — Он глотает огонь, творит чудеса!
— Евн стал царём Сицилии под именем Антиоха, — рассказывал Аврелий. — Он учредил народное собрание, назначил туда Аxея и самых умных из рабов…
112
Публиканы— откупщики, которым государство сдавало на откуп различные подряды, а также сбор налогов в провинциях. Они вносили в государственную казну определённую сумму денег и потом бесконтрольно собирали в свою пользу налоги. Публиканы составляли ядро сословия всадников.