Сила земли
Шрифт:
— Но может ли насилие быть законом в республике? — прервал Люций Кальпурний Пизон, оглядывая форум. — Отчуждение земель, задуманное тобою Гракх, — мера принудительная, а если это так, то оно является насилием…
— Добровольное отчуждение не есть насилие, — воз разил Тиберий.
— Никто не откажется добровольно от своей собственности, — захрипел Тит Анний Луск, оттопыривая ухо. — Что? Что ты сказал?
— Если никто не захочет отказаться добровольно, то принуждён будет подчиниться закону. Повторяю: большая часть общественного поля должна быть отнята и разделена между нуждающимися. Сто лет назад эта земля возделывалась руками плебеев, и республика была сильной, счастливой, не такой, как теперь… — Помолчав, Тиберий обвёл глазами плебеев, внимательно слушавших его, и продолжал: — Я знаю, что народ беден, я не могу сделать его богатым, но хочу, чтобы пахари получили землю, чтобы они были крепки и самостоятельны… Прав ли я? Да, прав, клянусь Юпитером! Взгляните на Сицилию, где против богачей выступают рядом с рабами наши безземельные сограждане с оружием в руках…
— Что ты ссылаешься на подлых изменников? — свирепо крикнул Сципион Назика.
— Невыносимая жизнь заставила бедняков пойти против угнетающих их богачей.
— Замолчи!
— Я считаю, — невозмутимо продолжал Тиберий, — что раздел земель должен быть поручен трём избранным гражданам.
— Ты хочешь из этих триумвиров выдвинуть диктатора? — запальчиво крикнул Сципион Назика.
— Ложь! Я не думал о годичной диктатуре одного из триумвиров. Я хочу справедливости. Но прошу тебя, не прерывай меня… Триумвиры, о которых я говорил, должны быть утверждены народом и ежегодно меняться. Обязанность их будет заключаться в распределении и оценке земельных участков.
— Не бывать этому! — сказал Сципион Назика, наклоняясь к уху Тита Анния Луска.
— Что? Что ты сказал? Как? Да, да, мы любим отечество и порядок в нём…
— И я люблю отечество и порядок в нём, — возвысил голос Тиберий, — и потому говорю: есть ещё время решить вопрос полюбовно. Я призываю вас, квириты, к твёрдости и непреклонности. — Взгляд Тиберия остановился на Марке Октавии, безмолвно слушавшем яростные споры. — Я полагаю, Марк, — сказал Тиберий, — что ты как народный трибун будешь справедливым в этом деле.
Марк Октавий отвернулся и стал медленно сходить с ораторских подмостков.
— Остановись, Марк! — вскричал Тиберий. — Ты вынуждаешь меня прибегнуть к крайним мерам… Ну, так слушай же, народный трибун Марк Октавий! С сегодняшнего дня я отказываюсь от исполнения своих обязанностей до тех пор, пока не будет проведено голосование моего предложения…
Марк Октавий остановился. Румянец исчез с его лица. Он колебался, не зная, на что решиться.
— Марк! Мы были друзьями, я любил и уважал тебя, но теперь, когда ты идёшь против народа…
Толпа зашумела; руки угрожающе потянулись к Марку Октавию.
— Злодей! Изменник! — крикнул Тит.
Марк Октавий поднял голову: губы его дрожали, на лбу вздулась жила, выступил крупными каплями пот.
— Квириты, — молвил он заикаясь, — это ложь…
Крик толпы прервал его речь, и, когда всё затихло, резко прозвучал голос Тиберия над форумом:
— Вина на тебе, Марк Октавий! Посмотрим, кто победит.
Тиберий действительно отказался от исполнения обязанности народного, трибуна до предстоящего голосования. Он пригрозил тюрьмой строптивому консулу Люцию Кальпурнию Пизону, когда тот вздумал призвать сенаторов к открытому выступлению против него.
Жизнь в городе замерла. Консулы не могли сзывать сенат, чтобы совещаться о государственных делах. Преторы не могли разбирать и решать судебные дела; базилики опустели; эдилы не наблюдали за порядком; участились воровство и разбои.
Нобили, надев траурные одежды в знак того, что большое несчастье постигло республику, печально бродили по форуму и улицам; они искали сочувствия у граждан, громко жалуясь на тиранию Тиберия Гракха: «Он находится во власти двух чужеземцев-изгнанников».
Нобили выслеживали Тиберия, подсылали к нему соглядатаев.
— Надо устранить Гракха, — говорил в своём атриуме Тит Анний Луск, и костлявые руки его сжимались в кулаки. — Как думаешь, Сципион? — обратился о к Назике. — У меня есть сведения, что Тиберий часто бывает у плебеев, и там, в тёмном переулке, можно было бы с ним поговорить — верно?.. Что ты сказал, Сципион? — оттопырил он ухо.
— Ничего не сказал. Продолжай.
— У меня есть верный клиент, который… Эй, раб! — закричал Луск, хлопнув в ладоши. — Позови Лукреция!
Вошёл приземистый человечек, почти карлик, с хитрыми глазами, сморщенным лицом, и остановился у порога.
— Выследил его? — спросил Луск.
— Сделано, господин.
— Где он?
— Сейчас он дома, но собирается к плебеям.
— Слышишь, Сципион? Что скажешь?
— Делай, как считаешь нужным, — произнёс Сципион Назика. — Только меткий удар может разрубить этот узел… Есть у тебя кинжал? — обратился он к Лукрецию.
Тот сверкнул клинком.
— Ступай! — крикнул Луск.
Когда Лукреций вышел, Сципион Назика сказал:
— Иного выхода у нас нет.
Тиберий шёл по окраине города, не замечая, что за ним, как тень, следует какой-то человек. Когда он подошёл к дому, в котором жил Тит, тень быстро отделилась от пристройки. Тиберий увидел занесённую руку с кинжалом… но кто-то предупредил удар; оружие зазвенело, прыгая по булыжникам, сваленным у изгороди.
— Проклятый убийца!
По голосу Тиберий узнал Тита. В темноте блеснул жёлтым лучом фонарь, и свет упал на лежащего на земле человека.
— Так и знал! — вскричал Маний. — То-то эта змея ползала среди нас! Узнаёшь, Тит?
— Это Лукреций, продажный пёс оптиматов.
— Что с ним делать?.. Убить?
Преступник очнулся, вскочил, бросился перед Тиберием на колени.
— Пощади меня, господин! — завопил он, ползая по земле, и маленькая тень уродливо сокращалась от его Движений. — Я не хотел тебя убивать, я бедный клиент, я выполнял приказание своего патрона…
— Кто он?