Сильнее боли
Шрифт:
И правильно, что она ему ничего не ответила. Потому что нечего. Не говорить же, в самом деле, те нелепые слова, которые смогла все-таки не сказать. А коли смогла, то и не нужны они были. Тарас, похоже, обиделся. Пусть. Лучше, если он обидится, разочаруется в ней, забудет все, что напридумывал себе. Хотя очень уж непохоже, что напридумывал. Ложь в словах она умела слышать. Даже не ложь – всего лишь неискренность. Такой уж она уродилась. Недоверчивой, чуточку даже диковатой, что порой так не нравилось Роману…
«О боже, при чем тут Роман?» – поморщилась
Лоб Тараса блестел от пота, хотя ночной воздух был довольно прохладен, и Галя даже немного озябла в легкой кофточке. Глаза учителя под слегка запотевшими стеклами очков были закрыты, но веки болезненно подрагивали под сведенными у переносицы бровями.
–Что? Что с тобой? – заговорила Галя, непроизвольно взяв вялую ладонь Тараса обеими руками.
Тарас медленно разлепил веки, обвел вокруг обескураженным взглядом. Остановил его наконец на Гале и процедил, почти не раскрывая губ:
–Опять… голова…
–Посиди, – вымолвила Галя, понимая, что говорит глупости, ведь Тарас и так сидел. Но ничего более осмысленного на ум не шло – ее заполнили тревога и сопереживание. Головные боли пока не беспокоили, и Галя обрадовалась было, что хотя бы эта напасть их миновала. Выходит, радовалась рано. Ничего еще не кончилось. Хуже того, все самое страшное еще впереди. Сейчас она осознала это отчетливо.
Вместе с этим страшным убеждением неожиданно пришло и спокойствие. Не пофигистское «будь что будет», а хладнокровная собранность, отсекающая переживания и страхи как чужеродное, лишнее, мешающее делу. Сразу нашлись и нужные слова.
–Откинься на спинку, – тоном лечащего врача сказала Галя. – Дыши глубже. Ты взял с собой таблетки?
–Таблетки тут не помогут, – тихо, но уже довольно внятно ответил Тарас.
–Я принесу воды, – сказала Галя. – Посиди.
Она придвинула вплотную к Тарасу рюкзак и, постоянно оглядываясь, направилась к ближайшему ларьку. Купила полуторалитровую бутылку минералки и быстро вернулась, отвинтив по дороге пробку.
Тарас жадно прильнул к горлышку. Выпив почти треть, снова откинулся на спинку скамейки.
–Легче? – спросила Галя, не отрывая взгляда от лица Тараса.
Тот коснулся пальцами дужек очков и неуверенно кивнул:
–Вроде да… – и через пару мгновений облегченно выдохнул: – Отпустило!..
Он снял очки, протер их полой ветровки, но надевать не стал, поднял близорукие, кажущиеся такими детскими и наивными глаза на Галю.
–Ты меня прос… – начал он, но Галя решительно накрыла ему рот ладонью:
–Не надо. Не сейчас. Прошу… Лучше скажи, о чем ты думал, когда заболела голова?
–Я заметил одного странного человека и подумал, что за нами могут следить.
–Конечно, могут, – нахмурилась Галя. – Но это и так понятно. Наверное, ты ненароком начал что-то вспоминать. С этим связанное.
–Наверное.
–А ведь я надеялась, что хотя бы с болями покончено.
Тарас помотал головой:
–Нет. Ведь он жив. И не отступится от нас, пока… не убьет. Или пока мы его не остановим.
–Но голова не болела давно. Ни у тебя, ни у меня. И непонятных желаний вроде бы не возникало… – Галя вдруг вспомнила, как чуть было не призналась в любви Тарасу, и со страхом подумала: а что, если и это тоже?.. Но уже в следующую секунду решительно ответила себе: нет, вот уж чего-чего, а этого не могут никакие колдуны и маги. Потому что это им неподвластно. Иначе вообще лучше не рождаться на свет.
За размышлениями она едва не прослушала ответ Тараса:
–Все потому, что ты уже выполнила прошлое «задание», а я свое тоже сейчас выполняю. Мы ничему не противимся, ничего не пытаемся вспомнить. И мы с прошлой ночи не спали, чтобы получить новые «поручения». Возможно, что и сила воздействия колдуна без еженощной подпитки ослабевает. Поэтому я еще более уверен теперь, что нам лучше не спать. Хотя бы эту ночь.
–Это так, – кивнула Галя. – Хреново лишь, что мы явимся к нему сонными курицами. Ему и напрягаться особо не придется, чтобы нас прихлопнуть.
–Посмотрим, – нахмурился Тарас и снова надел очки. Похоже, что эта же мысль не давала покоя и ему.
Галя побаивалась плацкартных вагонов, они представлялись ей чем-то бомжеватым, грязным и вонючим. Но устроились весьма неплохо. В вагоне оказалось даже уютно – горел приглушенный свет, пахло, на удивление, не носками и потом, а чистым бельем и почему-то кофе. Как выяснилось позже, проводница везла целый мешок кофейных зерен, молола их, заваривала крутым кипятком и вполне успешно продавала. Места Гали с Тарасом были напротив второго отсека от купе проводников, видимо, еще и поэтому запах кофе чувствовался столь отчетливо.
Заспанная проводница, проверив билеты и выдав пакеты с бельем, смерила их недовольным взглядом и буркнула:
–Спиртное не распивать. Ссажу!
–Мы не будем, – вежливо улыбнулась Галя, удивившись невольно, чем же они вызвали у проводницы столь неприглядное подозрение. Может, не прошедшими до сих пор на лице Тараса следами от ее туфли? А еще она подумала, до чего же похожа эта хмурая тетка в форменной тужурке на ту, вчерашнюю. Ну просто родные сестры! Хотя вчерашняя внешне напоминала палку, а эта, скорее, черствую булочку.
Галя села по ходу поезда, Тарас устроился напротив. Сначала они смотрели в окно, на убегающие в ночь огни пригорода. Потом стало видно лишь небо – чуть более светлое, чем ночь, укрывшая землю. Галя почувствовала, что ей неприятна чернота, и задернула занавеску. Тарас машинально сделал то же самое.
Сидеть, уставившись в занавеску, и вовсе глупо, и Галя, скользнув взглядом по Тарасу, посмотрела в проход. Там, через отсек от них, застилал бельем верхнюю полку мужчина. Он был без пиджака, но в светлой рубахе и съехавшем набок галстуке. Насколько помнила Галя, садился он вместе с ними. Мужчина перехватил ее взгляд и вежливо кивнул, словно старой знакомой. Галя улыбнулась в ответ.